Слышит Иван во сне, нашёптывают завистницы ветру ухажёру гадости о Катеньке, что она с разными мужчинами шашни водит, а один даже цветы ей дарит и не полевые, а самые настоящие розы красные.
Обозлился на Катю ухажёр, пришёл к ней домой и увидел триединство живое её, Ивана и красные розы.
Иван хочет встать, прогнать незваного гостя, но пошевелиться не может. А злыдень ухажёр воспользовался беспомощностью Ивана и стал целовать Катеньку. Катенька как бы против его ласк, голову от поцелуев отворачивает, но и не отталкивает ненавистного Ивану человека. И вдруг тот человек оттолкнул её и говорит:
«Не люб тебе, вижу, но всё равно в покое не оставлю. Моя будешь!» лицом и глазами потемнел, плечи опустил и вышел прочь.
На душе у Ивана горько, кричать хочет, да только губы как будто кто-то крепко слепил, стон лишь из них вырывается. Катенька подошла к нему и поцеловала. Губы отомкнулись, Иван ими шевелит, рот открывается, но ни звука, нем, как рыба. А потом вдруг легко Ивану стало, подхватил он Катеньку на руки и полетел с нею по небу. В посёлке народ на них смотрит и удивляется, отчего это они летают как птицы.
Ещё сильнее обозлились недруги на Катеньку, за глаза стали говорить о её распущенности, а порой и прямо в лицо выплёскивали свою жёлчь, и Ивана грязью не забывали облить.
А влюблённым хоть бы что, недругов бесит, трясёт от злобы, а у Катеньки и Ивана улыбка на лицах. Всех недругов трясёт в злобе, бесит и изводит полнейшее равнодушие Уголёчка и дорого ей человека к этой липкой дурно пахнущей грязи. Летают они выше облаков и радостно им, но на душе тревога отчего-то. Просит душа покоя, и решил Иван рассказать своему милому Уголёчку о напитке счастья, рецепт которого известен ему от тибетского монаха. Спустились они на землю, обнял Иван Катеньку и говорит:
Есть у меня, Катенька, рецепт напитка для души, которой тесно и неимоверно тяжело в этой жизни. Способен этот эликсир дать ей возможность вырваться на свободу, в вечность, навсегда!
Выслушала Катенька Ивана и сказала: «Устала я от взглядов косых, слов горьких и даже от молчания своих родителей, до которых, естественно, дошли грязные слухи обо мне. Сделай тот напиток любви и забвения».
Ничего не ответил Иван, взял её руку, и полетели они в свой новый дом. Поняла Катя, он достоин её, он тот, с кем ей не будет страшно в том безоблачном мире.
Летят Иван и Катенька над селом на виду у всех, крепко взявшись за руки, и никто не смеет даже слово сказать им в след.
Вошли в новый дом Катенька и Иван, слов между собой не ведут. На столе флакончик с эликсиром счастья, рядом лежит красная роза.
Их нашли на другой день. Собственно они и здесь показали свою независимость ибо дверь была открыта.
Роза тоже не захотела жить, не завяла и не опала, просто умерла.
Витает Иван над своим телом, лежащим в гробу. Рядом Катеньку видит. Им все сочувствуют и, как бы понимая их, придвинули последнее ложе Катеньки к гробу дорогого ей человека.
Лица, что скоро должны навсегда исчезнуть, казались живыми, на них было приятно и желанно смотреть, хотелось каждому взять что-то для себя, улыбнуться им, увидеть их улыбку, открытые глаза. Живы были гадости о них говорили, умерли охают и ахают, говорят, как прекрасны были.
Солнце, будто бы зная и любя тех, кто возлежал, одарило теплом их тела. Рука Уголёчка медленно опала с груди и потянулась к Ивану. И рука Ивана, скользнув по атласу покрывала, приблизилась к её ладони. Они прикоснулись и замерли, не в силах сделать что-то большее, земное.
Все остолбенели, Иван летает над всем этим и видит всё.
Единение рук было неожиданно, но настолько реально, что рядом стоящие люди не вскрикнули, не растерялись и даже не удивились. Просто дольше обычного стояли в оцепенении от мысли, что всё-таки кому-то надо разъединить их руки. Всё это сделал брат Ивана Ксенофонт, в глазах которого были слёзы.
На могиле оставили много роз, никто не принес другие цветы только розы.
Иван проснулся как после тяжёлой болезни, с головной болью и весь в холодном поту. Ночную рубаху, что была на теле, хоть тут же бери и выжимай. Снял, задумался.
Господи, помилуй! перекрестился. Приснится же такое! Надо в церковь сходить, свечку поставить от бед да напастей разных. Катюшеньке ничего не буду сказывать, нечего душу в смятение вводить.
Пока умывался, решил отцу сон рассказать.