В конце 1939 г. в Корее был распространен указ, согласно которому с 11 февраля 1940 г. началась кампания «чханси-кёмён» (ch'angssi-kaemyng)[287] по замене корейских фамилий на японские. Вместе с фамилией нередко приходилось менять и имя. Таким образом, по замыслу инициаторов кампании, на территории Корейского полуострова все корейцы должны были «стать японцами». Акт замены фамилий явился огромной трагедией для населения Кореи, практически каждый знал свою генеалогию на многие столетия вглубь веков и гордился этим. Замена фамилий лишала корейца его национального лица, и не давала возможности совершать многочисленные конфуцианские ритуалы и церемонии годового и жизненного циклов, такие как, например, ежегодные церемонии жертвоприношений духам предков. Поэтому многие корейцы, в особенности люди среднего и пожилого возраста, не соглашались менять фамилии даже под страхом смерти.
Формально кампания «чханси-кёмён» была «успешно» завершена уже к 10 августа 1940 г. По отчетам, к этому времени около 80 % корейцев сменили фамилии. Реально же новые японские имена и фамилии употреблялись исключительно в официальном делопроизводстве, присутственных местах и т. п., в то время как в повседневной жизни люди, естественно, пользовались своими корейскими именами.
Приказ 1 «О корейском кино»
В 1940 году оккупационные власти издали приказ 1 «О корейском кино» (26 статей), возможно, это был тот же приказ, который был издан в Японии, о японском кино. Государственная цензура еще более ужесточилась после выпуска Министерством внутренних дел инструкций, касающихся фильмопроизводства:
«Власти надеются, что гражданам будут показываться фильмы здорового, развлекательного характера, с позитивной тематикой.
Хотя это и не запрещается, появление на экранах комедиантов и сатириков должно быть ограничено.
Настоящим запрещаются фильмы о мелкой буржуазии, о богатых и такие, где превозносится личное счастье, запрещается также показывать на экране курящих женщин, жизнь ночных кабаре, фривольное поведение; диалоги должны содержать минимум иностранных слов.
Следует поощрять создание фильмов, изображающих производственные сферы жизни нации, особенно сельскохозяйственную.
Необходимо строго соблюдать правило цензуры сценария, и в случае обнаружения каких-либо отклонений для их исправления текст должен быть переписан»[288].
Приказу подчинились все кинематографисты метрополии и Кореи. В основном, киноиндустрия была сосредоточена на производстве пропагандистских фильмов по заказу военных ведомств. Отказ или открытое неповиновение могло привести к аресту, пыткам и даже к смертной казни.
К 1940 году в Корее уже выросло поколение, для которого независимость Кореи была чем-то абстрактным, неосязаемым, а японское колониальное господство привычной реальностью. Вероятно, помимо влияния японского кино, корейские кинематографисты находились под впечатлением свободолюбивых американских фильмов, демонстрировавшихся в Сеуле.
О влиянии американского кино на кинематографистов прекрасно написал выдающийся японский режиссер Мансаку Итами (Mansaku Itami, 19001946), один из немногих открыто критиковавший некоторых японских политиков. Вполне вероятно, что тесно общавшиеся корейские и японские режиссеры, одинаково ценили значение американского предвоенного кино 1930-х-1940-х годов и были согласны с мнением Мансаку Итами. «В 1940 году, за год до начала войны, он написал эссе об иностранном влиянии в японском кино «Жизнь и образование актрис и актеров кино». Тогда считалось, что американские фильмы оказывают пагубное влияние на японцев, американизм был объявлен источником фривольности и безответственности обвинение, несостоятельность которого смело доказал Итами. «Первое, что мы усвоили из американских фильмов, был быстрый темп жизни затем живость и готовность действовать. Наконец, мы научились позитивному, целеустремленному, а порой и воинственному отношению к жизни, научились высоко ценить свое человеческое достоинство и не бояться никого короче говоря, их здоровой философии выживания в этом мире Последняя оказала наиболее сильное и благородное влияние на нас Эта философия была моральной опорой всех главных персонажей в американских повествованиях о любви, и, возможно, она лучшее качество американского характера».
По справедливому замечанию Тадао Сато, «подобное заявление, несомненно, было смелым в 1940 году, в разгар ультранационалистической кампании. Говоря об опасностях рабского поклонения правящим группировкам Японии, творящим в стране произвол», Мансаку Итами писал: «До тех пор пока хронические пороки нашего общества не будут уничтожены все до одного, здоровая нация не родится. Более того, мне кажется, что именно американские фильмы заставили нас задуматься об укоренившихся у нас обычаях и нравах. В каждом американском фильме мне слышится призыв: «Юноша, будь бесстрашным! Помни о гордости и твердости! Подчиненные, не раболепствуйте!»[289]