«Надо поспать», решил я. Усталости я не ощущал, но если и дальше буду ломать голову над всем этим, у меня мозг взорвётся.
Я попробовал устроиться на кровати. Очень уж мягко. В итоге я развалился на траве в атриуме, глядя сквозь ветви на звёзды.
В какой-то момент я, должно быть, всё-таки уснул.
Меня разбудил резкий звук: хрустнула ветка. Потом кто-то ругнулся.
Небо в вышине серело в преддверии рассвета. На меня упало, кружась, несколько листьев. Ветки покачивались, будто по ним пролез кто-то тяжёлый.
Я лежал не шевелясь и прислушивался. Ничего. Или мне послышался этот голос?
Я заметил подсунутую под дверь записку.
Я осторожно сел.
А вдруг это мне принесли счёт? И меня выписывают из отеля? Я нерешительно приблизился к двери.
Дрожащей рукой я развернул записку. Это оказался не счёт. На бумажке было выведено красивым наклонным почерком:
Привет, сосед!
Приходи в гостиную в 19 завтракать с нами. По коридору налево. Возьми с собой оружие и доспехи.
Т. Дж.Т. Дж. это Ти Джей, Томас Джефферсон Младший, парень из номера напротив.
С чего бы ему приглашать меня на завтрак после вчерашнего? И при чём тут доспехи с оружием? Видимо, викингские тосты с маслом дадут мне отпор.
Мне до зарезу хотелось спрятаться у себя в номере и забаррикадировать дверь. Может, хоть тогда все от меня отстанут. И пока воины увлечённо предаются йоге не на жизнь, а на смерть, я потихоньку сбегу и поищу выход в Бостон.
Это с одной стороны. А с другой мне нужны ответы. У меня не шло из головы, что где-то тут, где собрались все геройски павшие, должна быть и моя мама. Или кто-нибудь здесь знает, в какой загробный мир она ушла. Этот Ти Джей вроде бы вполне дружелюбно настроен. Можно пока потусить с ним, а там посмотрим, что он скажет.
И я поплёлся в туалет.
Я опасался, что туалет окажется какой-нибудь викингской камерой пыток, истыканной топорами и луками, стреляющими после смыва воды в унитазе. Но оказалось, туалет как туалет. Не страшнее общественных уборных в парке Бостон Коммон.
Шкафчик в ванной был заполнен моими обычными умывальными принадлежностями в смысле такими, которыми я пользовался, когда ещё жил дома.
А душ Я попытался вспомнить, когда я в последний раз спокойно стоял под горячим душем. Ну да, в Вальгаллу я прибыл вымытым и высушенным с помощью магии, но после тревожной ночи под деревом я был не прочь отскрестись дочиста старым добрым способом.
Я стащил с себя все свои футболки и фуфайки и чуть не заорал благим матом.
Что случилось с моей грудью?! Откуда у меня такие руки?! И что это за вздутия у меня на теле?!
Обычно я на себя в зеркало старался не смотреть. Потому что моё отражение это не то, чем я готов любоваться изо дня в день. Но сегодня от зеркала было не отвертеться.
Волосы остались прежними правда, чуть менее засаленными и спутанными. Но они хотя бы так же свисали до подбородка светлой немытой завесой, разделённой пробором посередине.
«Вылитый Курт Кобейн», поддразнивала меня мама. Не вопрос, мне нравился Курт Кобейн. Мне только не нравилось, что он умер[36].
«Прикинь, мам, мог бы сказать я, теперь-то я точно вылитый Курт Кобейн. Во всём».
Глаза у меня серые скорее, не как у мамы, а как у Аннабет. И взгляд немного потусторонний. Какая-то у меня в глазах зияет страшненькая пустота. Оно, кстати, и к лучшему. На улице этот странный взгляд не раз меня выручал.
А вот всё остальное тело я узнавал с трудом. Я всю жизнь был заморышем с тех самых пор, как заболел астмой ещё в раннем детстве. И все наши с мамой пешие походы не помогали: грудь впалая, ребра торчат, а кожа такая бледная и прозрачная, что вся дорожная карта из синих вен, как на ладони.
А сейчас на моём теле вздулись какие-то бугры, которые подозрительно смахивали на мускулы.
Нет, вы не думайте: не то чтобы я в одночасье превратился в Капитана Америку[37]. Я по-прежнему был худой и бледный, но мои руки обрели какую-то оформленность. И грудь больше не выглядела так, словно любой порыв ветра переломает мне рёбра. Кожа сделалась более гладкой, не такой просвечивающей. Все царапины, укусы, сыпи, которые были у меня от бездомной жизни, враз исчезли. Исчез даже шрам на левой ладони это я порезался охотничьим ножом, когда мне было десять лет.
И я вспомнил, какую силу почувствовал в себе, когда прибыл в Вальгаллу. Как играючи швырнул диван через всю гостиную. Это наверняка случайностью не было.