По шоссе в основном тогда двигались военные грузовики, ползла другая боевая техника, тарахтели полуторки, газики, а из гражданского транспорта имели право на передвижение "скорая помощь", хлебовозы, самосвалы, изредка проползало такси. Частник был настолько малочислен, что его передвижение не замечалось - мелочь пузатая. Кстати, этот самый частник и состоял-то в основном из владельцев трофейных машин, что, конечно, выделяло их на общем безлошадном фоне уцелевших после войны и начинавших обживаться в новых условиях: отвоевал, да еще и недвижимостью расстарался...
По обочинам, покосившись, громыхали телеги - гужевой транспорт после войны еще долго оказывал посильную помощь нуждающимся перевезти что-то крупногабаритное, например при переезде, покупке дров или сена. Среди конных повозок выделялись телеги с синими громадными коробами из толстой фанеры с белой косой надписью на борту "Хлеб" - хозяин экипажа был приписан к гаражу и получал дармовую, казенную прибавку на содержание своего хозяйства. Ездили керосинщик и утильщик- жуткие, диккенсовские персонажи. Они неожиданно появлялись и так же неожиданно где-то исчезали, словно проваливались.
Носовихинское шоссе мостили все лето. Еще новенькие и диковинные в сельской местности самосвалы сваливали кучи желтого камня и серого булыжника. Самосвалы запомнились звоном цепей о борта и стальной трубой, выползающей из черного масляного чрева и поднимавшей тяжелый, железный, скругленный кузов. Наконец задний борт откидывался, вся каменная масса сдвигалась и с грохотом обрушивалась на землю, лупя по тяжеленному борту с номером. Вырастала аккуратная конусообразная куча- песка или булыжника.
Водители еще не разгруженных машин разговаривали с бригадиром дорожных рабочих. Это в основном были женщины в низко надвинутых выцветших платках и сатиновых, закатанных под колено шароварах. Вдруг две плотные тетки в белых платках хватали за ручки деревянную "бабу", энергично вскидывали и с силой опускали ее деревянную пятку на места свежей кладки известняка. Было похоже, что подкидывают инвалида в тележке - их в те годы еще много крутилось с деревянными скобами в натруженных руках, которыми они толкали свои тележки на подшипниках вокруг станционных магазинов и на рынках. Бригадир с сидящими на корточках, постукивающими молотками только уложенные камни тремя другими рабочими выкладывали профиль. Особенно заковыристой была работа по краям, чтобы новое полотно не рассыпалось, не расползлось, чтобы новая кладка выдерживала затяжные дожди, снег, морозы и оттепели.
Стояла жара - мужчины по пояс загорели до африканской темноты, но стоило немного сползти их рабочим штанам, как выглядывала такая белая кожа, что не верилось. Она быстро краснела, бурела, и "швов" уже было не видно. Дорога стала белая - вечером от нее шло тепло. Ливни сделают свое- определят неизбежные подмывы, проседания и провалы, где будет стоять вода, но пока новое покрытие шоссе радовало глаз и поднимало настроение. Дорогой все немного гордились и относились как к личной обнове... Нового в те годы было мало, и доставалось оно с огромным трудом, а тут такое дело - мостят дорогу, проходящую перед твоими окнами...
Незнакомый грохот доносился, нарастая со стороны Никольского. От милиции, где поворот на станцию, а это метров семьсот до их перекрестка, на белой ленте нового шоссе показалась какая-то темная громада - дом везут, что ли. Звенящий лязг гусениц. Танк "Т-34" на малой скорости шел точно по середине пустого шоссе.
Гул приближался. На выцветшей башне краснеет остроконечная звезда, белеет номер. Сдержанно вверх-вниз ходит хобот пушки. Из люка в черном комбинезоне и в шлеме на голове по пояс выглядывал командир машины. Под пушкой Андрей углядел ребристый шлем водителя. Грохот проникал во все дальние уголки сонных участков поселка.