Любопытен почерк Булгакова. Он медленный, с прочными следами гимназически-наивной прописности, вьющийся, с волосными, неприметными для себя вроде, соединениями, с постоянным наклоном, сжимающийся, сдержанный Не его «сдерживают» он сам «сдерживает», своей подробностью и размеренностью. Строки похожи на неторопливые отвалы пашни. Писал, судя по всему, в общую тетрадь
Главное, очень похож общей трудностью эпичностью на почерк Льва Толстого! За таким почерком мысли не следует поспешать он сам следует ее хорошей, основательной, продуманности. Почерк труженика! То есть, в нем и труд, и трудность, ни попытки облегчить то и другое, и терпкая, напряженная неутомимость.
На форзаце конец 12-й главы и начало 13-й («На Лысой Горе»): «Настал самый мучительный час». Мы говорим о «Мастере и Маргарите».
Думается, «Мастер и Маргарита» могло и не быть, если бы творчеству Булгакову не встретились дьявольские преграды, причем, на самом, кажется, концентрированном уровне литература-драматургия, МХАТ и цензура, художественная требовательность Станиславского и идеологическая ожесточенность реперткомов и рапповской критики все это с одной стороны, и редкостного, бойцовско-художнического упорства Булгакова, его несломной стойкости интеллигента, отстаивающего свои убеждения личности, художника, гражданина! Все-все, в этом романе во всяком случае, выросло из жизни, повседневности, творчества! Нет, не из Ренана, Штрауса, Феррара, не из Брокгауза и Ефрона, Греца, Тацита из пережитого взял дьявола Булгаков. Он уже ухмыльчато брезжит в «Театральном романе». Он, кажется, лишь замечен Булгаковым, но еще не приковал к себе пристальное внимание. Он еще обманывает, вводит в заблуждение своей ухмылкой Вот-вот Булгаков поймет, что, собственно, в нем-то главная сущность! Через него могут открыться подлинные, скрытые от «наземного», «бытового» взгляда связи корни всему живому, всему мертвящему!.. Булгаков наконец нашел главный образ, достойный его творческому азарту, его жадности познания и изучения, его энергии воплотить
Насколько важнό для него образ-открытие судить можно по тому, что Булгаков последнее время «забывает» о театре, для которого, казалось, родился, и занят только романом!..
Между тем Лидия Яновская (как, впрочем, большинство авторов подобных работ о Булгакове) «показывает» как к автору «Мастера и Маргариты» дьявол приходит из изучаемой литературы!.. Там, где Булгаков «уточнял», там авторы работ о нем находят «истоки»! Выписки их редкостное обилие заслоняют внутреннее побуждение художника Что-то принципиально-важное так ставится с ног на голову.
Мы, разумеется, признательны автору работы (Лидии Яновской) за многие страницы с булгаковскими выписками «О дьяволе», но с общей оценкой их значения как открытия образа и темы для Булгакова согласиться не можем. Главное у подлинного художника не от «изучения»! В этом, может, одно из существенных отличий художника и ученого, писателя и систематизатора
Становится очевидным, обретя силу чуть ли ни закона, что в нашем осложнившемся мире подлинное то есть, не временное и модное, а длительное, непреложное признание художник может обрести лишь ценой подвига против злых дьявольских сил жизни! И не важно, кто кого одолеет физически; дьявол силен главное, выйти на поединок с ним, стоять до конца! Победа или поражение художника (чаще поражение «дьявол силен!») как бы здесь не решающее. Главное победа духа личности духовная победа народа которая потом становится и полной «материальной» победой народа!
И тогда наступает признание. Не ритуальная признательность, из цветов на могиле и юбилейных речей, из хороводов танцевальных ансамблей и праздничных сборищ как духовная потребность. Ведь художник вышел на поединок с «сатаной нетворчества» (слова Достоевского) неспроста, не ради славы посмертной, а отстаивая человеческое содержание и духовное служение творчества. Ведь что такое сатана как не бездуховная жизнь?
Страдальческая жизнь, таким образом, сам поединок с дьяволом продиктованы были неизбежностью, самой истинностью творчества! Люди (читатели) в такой жизни художника (поэта, писателя) обретают лишь лишнее доказательство истинности его творчества. И дань признательности двойная: и творцу, и человеку, и произведениям, и большой духовной жизни!
И как всегда, «все начинается с Пушкина»! В то время с дьяволом схватывались больше поэты: за Пушкиным Лермонтов, за Лермонтовым Некрасов, за Некрасовым Шевченко, а там Есенин, Блок, Маяковский, Цветаева, Ахматова, Пастернак, Мандельштам