Они были босые, в истлевшей рванине, обросшие и изможденные. И все же великое новое время, его преобразующая власть! ни капли унижения или подобострастия. Ни к поварихе, ставящей на стол тарелки с затирухой7, ни латыша-партийца Лемана, завдетдомом. Стыдились не их, не своей униженности: похоже, того, что вообще людей унижают
Леман посмотрел, как бережно распеленали из мешковины пилу, как сверкнула она умелой заточкой и четкой разводкой, как легко вошел лезвием в бревно острый топор, вынутый из-за пояса старшего, видать, отца, и сказал: «мастера»!
Крестьяне мы Сталбыть мастера, спокойно с достоинством ответил старший.
А кровельные работы не сумеете?
Все сумеем. На селе крестьянин все сам делает. Никого не нанимает
Ладно! Ешьте!.. спохватился завдетдомом наш. Потом потолкуем насчет крыши! На всю нового железа не хватит В общем потом! Ешьте!..
С детской непосредственностью смотрели мы на странных гостей. «Поповна» (действительно была дочерью поповской Леман много вытерпел за то, что «держал возле детей служительницу культа») Клавдия Петровна, загребая руками, нас теснила к дверям интерната: заниматься. Не преминула довести до нас только-что сделанное наблюдение, превратив его в педагогическую сентенцию. На этот раз, кажется, непреложную.
А заметили вы как колхозники ели? Голодные, а не накидываются на еду, как вы С достоинством едят, не хватают, не торопятся не хлебают. И над тарелкой не согнулись ложку ко рту, а не наоборот
И вовсе они не «колхозники»! огрызались мы, мстя за «воспитание»
Ну мастера Слышали? Раз деревенские то мастера!
А почему городские всех деревенских жлобами зовут?
Это нехорошие люди, а не «городские» Итак начинаем занятия Тема круговорот воды в природы. Откуда снег, дождь, град
Мы плохо слушали про «круговорот воды». Мы смотрели в окна на двух человек ловко управляющихся со штабелем наших дров. Какой-то другой круговорот душ чувствовали мы, и было в нем много загадочного. Почему мы сидим в теплом классе, а для нас кто-то пилит и рубит дрова? Почему голод в деревнях, почему эти два человека не «жлобы», даже не «босяки», не «бродяги» как еще недавно говорилось о таких?
Сильно смутили они наши детские души довелось бы очень много спрашивать Клавдию Петровну, поэтому мы ни о чем не спрашивали. Да и «подводить поповну» мы не хотели своими смутительными вопросами. Она видела, что плохо слушаем, понимала, казалось, что с нами происходит, нет-нет, сама взглядывала в окно и ненадолго задумывалась.
Впрочем, наверно, всегда он таков двойной дух воспитания
На переменке все пойдем помогать укладывать поленницу. И я с вами пойду
«Ура!» крикнули мы хотя раньше эта работа была для нас сущим наказанием.
В начале про инструмент. Но разве и не о нем же и конец? Да «поповна» была хорошей воспитательницей. Тем же мастером
Пробуждающий боль
«Боже! Какое несчастье, что я не могу справиться с собой и выказываю свою слабость человеку, который держится с таким спокойствием, хотя ему за всю его жизнь не пришлось испытать того, что я испытал за один день! Он выкрикнул это с болью и судорожно вцепился руками в грудь, словно собираясь растерзать себя на части».
И почти рядом, через полстраницы: «Вы попрекаете меня моим происхождением, моим воспитанием. Так знайте же, сэр, что, несмотря ни на что, я пробил себе дорогу в жизни. У меня есть все основания считать себя выше вас, я с большим правом могу гордиться собой» и т.д.
Какой взрыв ущемленного чувства достоинства! Какая отчаянная и неуклюжая попытка его отстоять! Какой страх все же не не отстоять, лишиться его в чьих-то глазах!.. Есть поговорка «самоуничижение паче гордости» здесь, наоборот, кажется, гордыня паче самоуничижения!.. И как больно за эту простодушную, честную, неумелую гордость «маленького человека»!
Кто он заговоривший вдруг так пространно, почти без своего обычного косноязычия и страха Акакий Акакиевич? Одна из слезливых, истерично-хмельных исповедей Мармеладова?.. Чехов? Зощенко?..
Впрочем, в тексте «сэр» и сразу понятно нерусское происхождение текста. Это, разумеется, Диккенс. Наугад открылась на этих страницах книга, прочитаны два абзаца и душа уже ими переполнена. Даже боишься дальше читать, что-то уточнять почему кто-то кого-то, чем и как унижает Боишься, как бы больше не стало меньше. Да и в сюжете ли дело!