В принципе, для Партии это не смертельно, это оказалось смертельно для людей, продолжал говорить Куусинен. Предположить, что таким вот образом Рахья, или кто другой попытался закрыть растрату так смысла в этом вообще никакого. Но если деньги ушли а никто из стрелков их не забрал они обязательно должны где-то всплыть.
С этим Антикайнен был согласен, такое дело могла провернуть только организация. Одиночке не потянуть. Ну, а если в организации появились какие-то неизвестные фонды, значит, нужно найти им объяснение, или, хотя бы, совершить хитрый отвлекающий маневр.
Если в этом замешан кто-то из нынешних вождей, то скоро следует ждать события, которое может отвлечь на себя все внимание, заметил Тойво.
Правильно. Будет мятеж. С платформой, требованиями, идейной подоплекой, но совершенно бесцельный, согласился Куусинен. С помощью этого мятежа можно, не отвлекаясь на новую революционную деятельность, прибрать к рукам всю власть. У кого банк тот и банкует. Был Ленин станет кто-то другой.
Сталин?
Может быть, но тут же и Яша Свердлов, опять же Дзержинский, товарищ Троцкий, да и целая банда еврейчиков. Каждый может на себя одеяло потянуть.
Но у них же царское золото в резерве! разговор о видных деятелях начал утомлять Тойво. Он не желал ни с кем из них иметь никаких дел, даже косвенно. Ему хватило общения с Глебом Бокием.
Царское золото взял Колчак, спрятал его в Японии, те его тотчас же сперли и принялись за государственное развитие: зомбирование населения, промышленный шпионаж и расширение территорий. Японское чудо, а потом корейское чудо и далее китайское чудо.
Чудны дела твои Господи!
Тойво ощутил, что какую-то правильную мысль он сейчас потерял, что-то очень важное упустил. Вот только что? Проклятые японцы.
А что мне делать с этим теперь-то? он вытащил из нагрудного кармана свой паспорт, открыл и прочитал. Тойво Иванович Антикайнен.
У меня тоже есть, кивнул головой Куусинен. Отто Иванович Куусинен.
«А я Кустаа Иванович Ровио», подумал в Москве товарищ Ровио.
«Меня зовут Эдвард Иванович Гюллинг», дунул на мыльный пузырь Гюллинг, нежащийся в ванне дома на Каменноостровском проспекте.
«Ко мне можно обращаться: Адольф Иванович Тайми», мысленно представился Тайми.
«Оскари Иванович Кумпу, к вашим услугам», приснилось Оскари Кумпу, отдыхающему после наряда в роте.
Вероятно, паспортист решил всех финнов представить братьями по отцу. Отец-то у пролетариата один на всех: или Карл, или Ильич. Вот блин, отчего же они Ивановичами получились? Паспортиста, подлеца, конечно, расстрелять, но, как говорится, что написано пером, то уже не вырубить топором.
Так и остались все финские коммунисты Ивановичами.
Ничего страшного, успокоил Антикайнена Отто, убирая свой паспорт в карман. Поедешь в Финляндию паспорт спрячешь в надежном месте. Там тебе Советские документы ни к чему, там они силы не имеют, а мы, стало быть, там вне закона. Так будет всегда.
Эх, жизнь жестянка! вздохнул Тойво. А в Финляндию меня выпустят?
Да хоть завтра! даже обрадовался Куусинен. Увольнительную тебе на неделю справим оденешься чухонцем и через границу прокрадешься. Там теперь нашего брата хоть пруд пруди. Нелегалы.
Антикайнен, конечно же понял, кого имел ввиду его старший товарищ, когда про братьев говорил «Иванычей», конечно же. Его донельзя порадовала перспектива навестить свой фатерлянд, но вместе с этим он опять слегка опечалился: что-то важное от него вновь ушло, что-то, заслуживающее внимания.
С визитом на родную землю не надо было затягивать, потому что осень уже отплакалась всеми своими осенними дождями, того и гляди снег выпадет. А снег это следы. Снег предатель контрабандиста, снег соратник пограничников.
Знаешь, Отто, я тебе что-то непременно должен был сказать, какую-то важную вещь вылетело из головы, хоть убейся.
Ладно, навестишь Лотту, отдохнешь после трудов твоих праведных, глядишь и вспомнишь. Никуда от нас события не денутся. Они нас опережают.
Антикайнен понимал, что сейчас Куусинен находится в состоянии некой прострации. Работать на Советскую Россию и жить в ней это две разные вещи. Как говорили эмигранты, потягивая дорогие напитки на дорогих курортах: такую Родину лучше любить издалека.
Только на нынешнее состояние своего товарища Тойво и списывал некоторую беспомощность в правильном анализе ситуации с пропавшими деньгами. Куусинен никогда не жил в России. Уклад жизни здесь вряд ли вписывался в какие-нибудь нормы, «Everyday Monday», как говорят в таких случаях англичане. И дело здесь не в том, что порядка мало, либо недостаточно разумности в Голландии, например, порядка вообще никакого, а о разумности там и не помышляют дело в отношении между людьми.