Не болтай ерунды, Рыжик. Там никого не может быть, потому что последний самурай унёс отсюда ноги ещё неделю назад, заверил Кречетов. Тебе, как всегда, что-то мерещится.
Красноармейцы приподняли головы, потом уселись, некоторые встали, все начали всматриваться в амбразуру.
Ни черта не видно отсюда, отсвечивает, чертыхнулся Жириков и направился к дзоту. За ним потянулось ещё пять любопытствующих человек. Кречетов плюнул презрительно вслед и не сдвинулся с места.
Когда красноармейцы были уже на подступе к дзоту, из амбразуры неожиданно брызнула пулемётная очередь. Все шестеро замертво повалились на землю.
Оставшиеся на берегу красноармейцы от внезапности не сразу сообразили, что же произошло у дзота. Они с недоумением вскочили с земли, вместо того, чтобы сразу залечь, и в состоянии шока смотрели туда, где только что шагали их товарищи. Этих секунд было достаточно пулемётчику, чтобы перенести огонь на них.
Ложись! крикнул Удалов, и первый распластался на песке.
За ним попадали на песок все остальные. Несколько человек, казалось, не услышали его отчаянного крика. Они, взмахнув руками, вдруг странно изогнулись и стояли в этой нелепой позе несколько секунд, пытаясь повернуться на крик. Потом их ноги подломились, они упали, уткнувшись лицом в песок и больше не двигались.
Гриня, ты живой?! окликнул друга Александр, когда смолкли выстрелы.
Пока живой, помедлив, ответил Дымов. Только надолго ли, черт возьми? Вокруг ни камня, ни деревца, даже голову некуда уткнуть. Да и голые ж пускают солнечных зайчиков, не хуже зеркал.
Главное, мужики, не шевелиться, надо прикинуться убитыми, посоветовал Удалов, лёжа вниз лицом и не подавая признаков жизни. Пусть самурай думает, что прикончил всех, до единого.
Он и так уже всех расстрелял, послышался в стороне голос Тимохи Узкова, земляка Александра.
Неужели только мы втроём задержались на этом свете? не поверил Дымов, и громко спросил:
Эй, есть ещё кто живой?
Я живой, отозвался Ришат Гилязов.
А чего молчал?
Вас слушал.
Больше никто не отозвался. Красноармейцы лежали, боясь пошевелиться. Каждый из них лихорадочно соображал, что можно предпринять в сложившейся ситуации. Все они были безоружны и беспомощны, и хорошо понимали: стоит только чуть шевельнуться, как японский пулемётчик тут же добьёт оживший «труп». Но и лежать десять часов под палящим солнцем в ожидании ночи было бы предосудительным решением. Солнце за это время не пощадит никого из них. Кожа уже через пару часов вздуется пузырями, а голову хватит тепловой удар.
Что будем делать, мужики? подал голос Узков. У кого какие соображения?
Ждать надо, Тимоха, ждать, с уверенностью сказал Дымов. Думаю, взводный нас уже потерял. А может, и стрельбу кто-нибудь слышал. Может, сейчас комполка уже пялится на нас в бинокль, изучает обстановку.
Ну, допустим, увидел он нас дохлыми, и что? спросил Узков. Не направит же сразу брать дзот голыми руками? Это осиное гнездо можно только с воздуха разворотить, здесь даже пушка бессильна.
Правильно мыслишь, Тимоха, вступил в разговор Александр. Никто самолёт в ближайшее время сюда не направит. Сами вляпались самим и выбираться надо.
А как? в отчаянии спросил Григорий.
Подождать надо ещё чуток, пусть притупится внимание самурая. Он, может, даже пожрать сейчас надумает, отвлечётся, время-то обеденное. А мы вскочим все разом и броском к воде.
Несколько минут царило полное молчание, все переваривали предложение Удалова. Неожиданно послышался глухой стон, стало понятно, что среди убитых лежит раненый красноармеец.
Вот тебе бабушка и юрьев день! вслух удивился Дымов. Этого ещё нам не хватало.
Лежать! скомандовал Удалов. Мы ему ничем не поможем.
Как? Бросить раненого товарища? возмутился Григорий. Ты что говоришь, Сано?
Лежать говорю! рыкнул Александр. Не двигайся!
Прошла ещё минута, раненый вновь застонал.
Надо хоть взглянуть, кто это, и куда его ранило, не соглашался Дымов и стал медленно, по сантиметру, начал поворачивать голову в направлении доносившегося стона. Пулемётчик не стрелял. Дымов подождал немного и приподнял голову.
Это Кречетов, оповестил Дымов. Ранен в голову и в живот, весь в крови.
Раненый сибиряк очнулся и начал подниматься на колени.
Кречетов, лежи! успел крикнуть Григорий. В этот момент из дзота полоснула пулемётная очередь и сделала смертельный росчерк на теле Кречетова. Одна шальная пуля на исходе очереди попала Дымову в лоб.