Вместо того, чтобы открыть дверь и отгородиться от тумана каменной стеной, Михаэль неожиданно для себя подтянулся к подоконнику кажется, это было окно библиотеки, внутри было темно, черный глаз дома рассматривал Михаэля с равнодушным любопытством, а потом он ухватился за выступ карниза, поставил ногу на выбоину, которую даже и не заметил, но ощутил интуитивно, он сейчас вообще ни о чем не думал, и то, что происходило, происходило будто не с ним, а с другим человеком, знавшим наперед то, что нельзя предугадать, используя разум. Михаэль был уверен, что не сорвется, знал, что Ребекка не спит и ждет его она оставила открытой дверь в коридор, но закрыла окно, и он, твердо встав на довольно широкий карниз, постучал в стекло.
Окно распахнулось, как ему показалось, даже раньше, чем он коснулся стекла костяшками пальцев. Что-то происходило со временем, следствия опережали причины, и в спальне Ребекки он оказался прежде, чем ухватился обеими руками за подоконник.
Прости, сказал он.
Ребекка притянула его голову к себе и поцеловала в губы.
Прости, повторил он, наверно, мысленно, потому что, как говорилось в восточных притчах, которые Михаэль любил читать в детстве, «уста его были запечатаны поцелуем». Я только хотел сказать, что люблю тебя.
И я тебя люблю, сказала Ребекка или, наверно, подумала, а Михаэль, не услышав, понял, почувствовал, ладони его лежали у Ребекки на затылке, и, возможно, мысли перетекали через них, и через руки попадали в мозг, звуки ведь лучше распространяются в твердых телах, чем по воздуху, так, может, и с мыслями то же самое, и нужно крепко обнять друг друга, чтобы слушать
Ты моя сестра, подумал он. Мы не можем
Не можем что? подумала Ребекка. Отец хотел, чтобы мы
Он не мог
Мы его еще не понимаем, Михаэль. Он знал, что делал и что хотел сделать с нами, а мы еще не понимаем, но он точно хотел, чтобы мы были вместе, ты и я
Откуда ты
Я знаю. Я чувствую.
Я люблю тебя
Да Да
Мать, сказал Михаэль на этот раз не мысленно, а вслух, лицо Ребекки было так близко, что он не видел его, все расплывалось перед глазами, будто туман из сада проник в комнату через распахнутое окно, мать решила не подписывать бумагу, и мы с тобой не сможем
Она откажется от двух миллионов? удивилась Ребекка.
Она сказала, что мое будущее ей важнее денег, а она считает, что
Я знаю, что она считает, перебила Ребекка, об этом несложно догадаться. Но от денег она не откажется. Послушай, Михаэль, ты до сих пор веришь каждому слову своей матери?
Она всегда делала то, что говорила, пробормотал Михаэль.
Ты сказал ей, что
Я проговорился, виновато произнес Михаэль. Случайно. Понимаешь, я так привык все ей рассказывать
Зачем?
Не знаю. Как-то это получается само. Были у меня только две тайны, которые я Сегодня я и это ей выболтал. Не знаю почему.
Я знаю, сказала Ребекка. Потому что ты порвал с прошлым. И то, что с тобой случилось в прошлом, там должно было и остаться.
Не понимаю
Неважно. Если Селия откажется подписать бумагу
Да, что мы сможем сделать?
Папа убедит ее не делать глупостей.
Папа? Что ты хочешь сказать?
Я так чувствую. Чувствую, и все. Ты не поймешь, я и сама не очень Давай помолчим. И об этом, и обо всем.
Хорошо, сказал он.
И они молчали. Мысленный разговор продолжался, но нет никакой возможности связно изложить его на бумаге, потому что одновременно звучали тысячи слов, в том числе и таких, какие не существуют ни в одном языке, это и не слова были, а понятия, и не понятия даже, а целые миры, вмещавшиеся в интервал между вдохом и выдохом.
Туман, заполнивший комнату, то концентрировался, принимая форму человека с большой головой и длинными руками, цеплявшимися за стены и мебель, то растекался по стенам и полу, а на потолке в это время вспыхивали бледные искорки, быстро перемещавшиеся с места на место. Туман играл пространством, и Михаэлю казалось, что комната сжимается, стены начинают давить на плечи, а потом туман сыграл какую-то штуку со временем, и сразу наступило утро, солнце вспрыгнуло на подоконник и гневно хлестнуло лучами по глазам, Михаэль проснулся мгновенно, а Ребекка минутой позже, она никак не могла выплыть из сна, который только что помнила, но уже забыла.