Элен! крикнула Памела, и отчаяние, звучавшее в ее голосе, заставило Себастьяна похолодеть. Он обернулся.
Из полумрака леса на полянку вышел Годзилла. Маленький Годзилла. Такой, какого описывала Элен, с которым, по ее словам, она любила играть, когда ей не мешали. Не чудище, но и не человек. Две коротких ноги, две длинных руки, вытянутая, похожая на тыкву, голова без ушей странно, выражение лица, если это действительно было лицом, а не мордой, не вызывало ни страха, ни отвращения: очень милое лицо, ну да, зеленоватого цвета, но совсем не неприятного, и два огромных глаза смотрели приветливо, участливо
Господи бормотала Памела, прижавшись спиной к стволу сосны.
А если так и останется? подумал Себастьян, чувствуя, что не способен сделать ни шагу, не может сказать ни слова, и смотреть тоже не получается: изображение в глазах двоилось, будто нарушилось стереоскопическое зрение, и требовались специальные очки, чтобы совместить двух Годзилл, две поляны и двух Памел, каждая из которых медленно сползала по стволу своей сосны.
Годзилла шел к Себастьяну и что-то говорил высоким голосом, и даже какие-то слова можно было, вероятно, понять, потому что это были английские слова, точно английские, только произнесенные со странным акцентом, но все равно каждое слово звучало, будто незнакомое, Годзилла приближался, и Себастьян сделал то, чего сам впоследствии не мог объяснить: повернулся к чудовищу спиной, закрыл глаза ладонями (если бы у него было четыре руки, то закрыл бы еще и уши) и принялся громко считать: один, два, три
Он считал и слышал за спиной движение, а потом шаги прекратились, Себастьян успел досчитать до восьмидесяти семи, и все на поляне затихло (девяносто пять, девяносто шесть). «Хватит, подумал Себастьян, что я делаю, мне-то ведь не три года, чтобы играть с Элен в прятки: ты прячься, а я отвернусь, закрою глаза и буду считать до ста Сколько осталось? Девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять»
Себастьян опустил руки и повернулся. Потом открыл глаза надо было начать игру. Искать.
Они спрятались обе. На полянке не было ни Элен, ни Памелы. Годзиллы, кем бы он ни был на самом деле, тоже не было видно.
Пам! крикнул Себастьян. Элен!
Где-то далеко застрекотала птица, на солнце набежало облако, и поляну накрыло тяжелой серой крышкой, стало душно и одновременно зябко.
Следопыт из него был никакой. У дерева, к которому прислонилась Памела, Себастьян не обнаружил никаких следов, даже трава, как ни странно, выглядела не примятой. Он прошел всего десять шагов, оказывается, совсем близко к тому месту, где на поляну вышел Годзилла. Ничего и здесь.
Пам! закричал он в отчаянии. Элен! Отзовитесь! Пожалуйста!
И почему-то добавил:
Я не хочу играть в эту игру!
Он знал, что не нужно уходить с поляны, потому что, если Пам с девочкой (или кем Элен была в эту минуту?) находились рядом, они станут его искать, могут разминуться, но все равно оставаться здесь было выше его сил, и Себастьян погрузился в сумрак леса, где сосны стояли так тесно, что касались друг друга ветвями.
Пам! Элен!
Они не могли исчезнуть.
Басс!
Кто-то позвал его? Себастьян остановился, ухватившись рукой за низкую ветку сосны.
Басс, ты где?
Папа!
Голоса доносились с поляны, которую Себастьян только что покинул, и он побежал назад, споткнулся о поваленное дерево и упал, вытянув руки, ударился о мягкую землю ладонями, содрав в кровь кожу, две руки помогли ему подняться, одна большая рука, другая маленькая, Памела и Элен, где же вы были, черт возьми, почему вы от меня прятались, это нечестно, это
Не говори глупостей, сказала Памела. Никто не думал прятаться. Ты ведешь себя, как ребенок закрываешь глаза, считаешь вслух, а потом бежишь куда-то
Папа играет с нами в прятки, сказала Элен, критически глядя на заляпанные грязью брюки Себастьяна.
Элен, милая, пробормотал Себастьян и поднял девочку на руки. Ты только не волнуйся, пожалуйста.
Я и не волнуюсь, объявила Элен, болтая ногами. Я хочу пить. И сэндвич.
Я оставил баул в машине, сказал Себастьян.
Что с тобой сегодня? возмутилась Памела. Я помню, ты вытащил мешок из багажника и поставил под сосной, прежде чем отогнал машину не знаю куда. Да вот же он стоит!
Баул действительно стоял под сосной, но так, что увидеть его с поляны было невозможно, вот Себастьян и