Себастьян промчался мимо полицейского участка (два копа стояли у кромки тротуара и что-то обсуждали, жестикулируя), свернул за угол, а затем по параллельной улице вернулся на федеральное шоссе и помчался в сторону Нью-Йорка, выжимая из машины больше ста двадцати миль при разрешенных девяноста.
Он, наконец, расслабился настолько, чтобы оторвать взгляд от дороги и посмотреть на Памелу жена сидела прямо, глаза ее были закрыты, руки сложены на коленях, а пальцы она сцепила так, что побелели костяшки. Может, она молилась?
Пам, сказал Себастьян. Извини, что я Лоусон хотел сдать нас в полицию, понимаешь? Наверно, когда услышал по радио
Помолчи, сквозь зубы процедила Памела. Помолчи Помолчи
Она бормотала одно-единственное слово, а Элен, оставшаяся на заднем сидении одна, почувствовала себя свободнее, подняла с пола куклу и о чем-то с ней разговаривала, Себастьян слышал голос дочери, объяснявший «вредной девчонке», что она должен вести себя прилично, иначе с Годзиллой ее ни за что не познакомят, но если она тихо будет сидеть в углу у окна, то они смогут поиграть втроем нет, вчетвером или впятером А если больше, чем впятером, то как это называется?
Как называется, если не впятером, а больше? громко спросила Элен странным низким голосом.
Вшестером, дорогая, сказал Себастьян и посмотрел в зеркальце. Лучше бы он этого не делал. Лучше бы он вообще ничего не делал в жизни. Лучше бы он не ездил в Россию. Никогда
Фигуры и лица мелькали на заднем сидении с такой частотой, что можно было вполне разобрать каждого, кто появлялся, и каждого, кто появлялся следующим, и даже голос услышать, если тот, кто появлялся, успевал вставить слово. Появлявшихся было не так уж много, Себастьян не мог постоянно смотреть в зеркальце, нужно было следить за дорогой, и потому он и самому себе не сказал бы, сколько их там, приходящих и сменяющих друг друга. Десять? Девять? Скорее десять, чем девять. А может, одиннадцать. Кто-то начинал фразу, но его сменял следующий, и фраза оставалась незаконченной, а когда кто-то возвращался опять секунд через десять-пятнадцать, то продолжал фразу с того места, где его прервали, и это было не только ужасное, непредставимое, невозможное смешение рук, голов, туловищ, но и смешение голосов, фраз, слов. И еще запахи, они тоже сменяли друг друга, тонкие, грубые, едва различимые, приятные и почему-то противные, выдержать это было невозможно, правильно Памела закрыла глаза, ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому
Нужно что-то делать, пробормотал Себастьян. Я не могу ехать слишком быстро попадемся дорожной полиции. Не могу ехать медленно Лоусон уже добрался до полицейского участка, и машину наверняка ищут. Господи, Пам, нам вообще нельзя ехать на этой машине нас остановит ближайший патруль!
Сделай что-нибудь, неожиданно спокойным голосом сказала Памела. Видимо, посидев с закрытыми глазами, она пришла в себя или заставила себя поверить в то, что с ней все в порядке; назад, тем не менее, она не оглядывалась, смотрела вперед, на дорогу, время от времени переводя взгляд на мужа. Сделай, ты мужчина, сделай. Давай бросим машину и возьмем другую.
Напрокат? Надо будет предъявить водительские права, там мое имя
Поедем на поезде
С ума сошла? Чтобы увидели Элен, как она
Тогда не знаю.
Себастьян съехал в крайний правый ряд и еще километров через пять увидел, наконец, то, что искал: на развилке дорог стояла, почти невидимая из-за разросшихся кустов жимолости, будка таксофона. Себастьян свернул на узкую дорогу, которая вела, скорее всего, к частному владению, там и надпись была, на которую он не обратил внимания, остановил машину, бросил Памеле: «Посиди, я сейчас!» и побежал к телефонной будке, на бегу доставая из кошелька десятицентовые монетки. Только бы Форестер оказался на месте
Дин! сказал Себастьян, услышав мужской голос. Дин, это
Я вас узнал, прервал Форестер, куда вы пропали? Я вас жду уже
Вы слышали радио? Канал Эн-Би-Си.
Нет, а в чем дело?
Долго объяснять. Вы можете за нами приехать? Так, чтобы за вами не следили?
Да кому надо
Можете?
Прямо сейчас? неуверенно проговорил физик.
Да. Вы знаете дорогу на Сиракузы? Посмотрите по карте, федеральное шоссе номер три, ответвление на сто тридцать пятую дорогу