Бесстыжая, она видит, что он подглядывает, еще выше подымает подол, распахивает на груди кофту, принимает отважно-соблазнительную позу. Застывает в ней, кося глаза на ладного парубка. Через минуту спохватывается, деланно пугается, кричит: "Ой, мамо, який сором!" - и прячется по шейку в воде.
- Серж! Сержик, ты где? - голос, такой далекий и такой близкий, возвращает его из грез об отрочестве в настоящее-будущее. Через четверть века - в мгновение. Эх, еще бы минутку, одну единственную - и он успел бы пустить по днепровской волне венок из полевых цветов, который он с таким тщанием готовил для Наталки. Не успел, не успел... И все равно - музыка Прокофьева, скрипка Эйнштейна и рояль Джаспера - что вы наделали с прошедшим огни, воды и медные трубы разведчиком, как всколыхнули его солодкие згадки...
- Вернись ко мне! - ревниво требует голос, и Сергей уже осмысленно улыбается Элис...
- Это письмо президенту, о котором говорил великий Альберт, - сказал он ей, когда они уже возвращались в Нью-Йорк, - ты думаешь, можно было бы глянуть на его копию?
- Его еще нет.
- Когда будет. Я понял из слов Эйнштейна, что это вопрос дней.
- Что - это для тебя так важно?
- Это может быть важно для всех и каждого.
Сергей долго молчал, сосредоточенно глядел на хайвей сквозь лобовое стекло.
- Я мало-мальски разбираюсь в физике, - он сказал это серьезно, но тут же рассмеялся, - на рабфаковском экзамене при помощи шпаргалок "отлично" получил.
- Глубокие знания! - фыркнула Элис.
- Не надо быть академиком, чтобы понять - речь идет о непостижимо-гигантском шаге вперед в создании мощнейшего оружия.
Он бросил на нее пытливый взгляд - внимательно ли она его слушает, продолжал: - Я знаю - немецкие ученые работают в этой области. Лизе Майтнер и Отто Ган, Фритц Страссман и Отто Фриш. В Германии несколько солидных лабораторий трудятся во имя действительного утверждения Третьего Рейха хотя бы на одно предстоящее тысячелетие. Знаю. Если они создадут такое оружие первые...
- Я постараюсь достать копию письма, - сказала Элис. Закурила. Глория работает в администрации Института. Через ее руки проходит вся корреспонденция.
Через неделю копия письма Эйнштейна Рузвельту, датированного вторым августа 1939 года, была у Сергея. А еще через день Аслан Ходжаев положил расшифрованную телеграмму из Вашингтона на стол Сталина. Генсек сначала бегло прошелся по тексту письма. Неторопливо набил трубку, закурил, взял листок в руки, заходил с ним по кабинету, изредка попыхивая сладким ароматом "Герцеговины Флор". Ходжаев, хорошо зная привычки побратима, понял, что документ заинтересовал Кобу не на шутку. Сталин вызвал Поскребышева, велел ему связаться по телефону с Курчатовым.
- Игорь Васильевич на проводе, товарищ Сталин.
Сталин не спеша сел за рабочий стол, положил перед собой текст письма, взял трубку.
- Товарищ Курчатов, здравствуйте. Скажите, как работает ваш циклотрон? Хорошо работает? Над чем вы сейчас трудитесь? У меня есть время, чтобы вас выслушать. Говорите подробно. Так. Так. Так. Объясните простым языком, что это значит, вы же знаете - я не физик. Так. Так. Вот теперь понятно. Дальше. Спонтанное деление ядер урана? А что это даст? Я имею в виду совсем другое. Конкретно вот что - Альберт Эйнштейн утверждает, что возможно создание атомной бомбы. Что? Вы тоже так думаете? Хорошо. Прошу вас, Игорь Васильевич, подготовить по этому вопросу исчерпывающее сообщение, с которым вы выступите на заседании Политбюро. Сколько вам потребуется времени? Согласен, через неделю.
Он положил трубку, вновь заходил вокруг конференц-стола.
- Я рад, что насчет этого Сергея мы с тобой не ошиблись. Действительно орел и действительно высоко летает. Орден Ленина заслужил. Давай представление.
- Хорошо. Есть еще один орел, которого я очень хотел бы заполучить.
- Кто такой?
- Рамзай. Резидент Лаврентия в Токио.