- По воспитанию и духу - хохол.
- Это его статья была недавно в "Правде"?
- Да, Иосиф Виссарионович, - кивнул Каганович и в очередной раз поразился редкостной памяти вождя. - Я его еще по работе на Украине знаю.
- Да? - Сталин понюхал пробку вновь открытой бутылки, медленно, сосредоточенно разлил вино по бокалам. Спросил, пытливо глядя на Кагановича:
- Я знаю твое чутье на людей. Какая, по-твоему, главная черта этого нового секретаря Промакадемии ... Хруща?
- Преданность, - не раздумывая, твердо сказал Каганович.
- Редкое качество. Редкое и потому ценное, - Сталин помолчал, тщательно разжевал крупную виноградину. И, посмотрев по очереди на Ворошилова, Якова, Надю, остановил тяжелый взгляд на Кагановиче: - А как у тебя с преданностью?
Тот вздрогнул, как-то съежился, подскочил к Сталину, стал на колено, схватил его руку и, глядя при этом ему в глаза, приник к ней губами. Помедлив, Сталин вырвал руку, легонько оттолкнул Кагановича, смущенно сказал:
- Верю. Только это ни к чему. Я не патриарх.
- Вы больше, чем патриарх! - возвратившись на свое место воскликнул Каганович. И, подняв бокал, провозгласил: - За вождя, учителя, отца, Иосифа Виссарионовича Сталина!
Надя, не сказав ни слова, выскочила на кухню. Яков, собрав грязные тарелки, последовал за ней. Ворошилов встал, прокашлялся:
- За великого стратега и полководца ленинской гвардии!
- Сталинской! - восторженно откорректировал Каганович. - Сталинской!
"Климу хорошо, спокойно. Он влез в душу Сталину еще во время царицынской кампании, - думал Каганович, возвращаясь той ночью домой. Новенький "паккард", просторный, комфортный, горделиво вез своего вельможного пассажира по пустынным улицам спавшей столицы. - Как сыр в масле катается. Посмеивается надо мной - "Беда, коль пироги печет сапожник". Нехай шутит, он по сути своей добрый человек. Не дюже умный, но добрый. А что до пирогов, то мы еще таких коврижек напечем - весь мир ахнет. Конечно, если блаженный Иосиф нам всем раньше ноги из задницы не повыдергает и башку не поотрывает. Крут нравом, ох крут. Но с нами иначе и нельзя. Клим точно отметил - он аскет. Две слабости - вино и бабы. А у какого мужика их нет. Но над этими слабостями он полный хозяин. Зато бессребреник щирый. И всех родственников за версту от теплых мест держит. Мои-то братья-зятья опоновали меня совсем, во все дырки прут. А он же все видит, все знает, и докладывают ему соответственно, "по-дружески". Терпит до поры до времени, пока я ему нужен. А потом... - Каганович поежился, посмотрел в заднее овальное окно, словно хотел за толщей мглы разглядеть выражение лица Сталина при этих его мыслях. - Главное - я сам честен перед ним. А у него на это звериный нюх".
"Ничего, Лазарь, - словно услышал он со стороны чей-то вкрадчивый голос, - Бог не выдаст, свинья не съест. Служи!"
И БРЫЗГИ СОЛНЦА И ДОЖДЯ
Попав однажды в партийную обойму - а секретарь организации Промакадемии, несомненно, становился заметной фигурой правящей номенклатуры Москвы, Никита приглашался на все важнейшие районные и городские встречи, совещания, митинги. Однажды в перерыве заседания столичного партактива, когда все участники веселой гурьбой хлынули в столовую (ласково называвшуюся "обжоркой" - время было голодное и каждая возможность полакомиться бутербродами с ветчиной, колбасой, сыром почиталась за благо), он столкнулся нос к носу с Сергеем. Уселись за столик, обжигаясь, дружно хлебали горячий, сладкий чаек, аппетитно уплетали скромный партрацион, наспех обменивались новостями, обсуждали основной доклад.
- Я не перестаю удивляться Виссарионычу, - восхищенно отмечал Никита. - Он заботится и о снабжении москвичей фруктами и овощами, и о завозе топлива к зиме, и о городских туалетах.