Помог побороть смятение опять-таки Гритшин:
Что встали? Ищите в партах, на полу, за батареей
Лёня, удрученно произнес Евгений, ты же видишь, тут всё блестит уборка была.
Витёк начал всё-таки прохаживаться между партами, заглядывая в них и будто что-то усиленно вспоминая.
Надо мне с отцом посоветоваться. Он у меня голова.
У меня тоже голова, двусмысленно передразнил Витьку Лёнька.Евгений! Что ты всё молчишь, а? О химии своей думаешь?
Вдруг Виктор позвал ребят в дальний угол класса, где, присев на корточки, что-то рассматривал на полу под партой.
Смотрите-ка, здесь в полу такая дырища Вряд ли удержишься, чтобы туда ни чего не бросить, разорванную записку, например, или другой какой хлам, намекнул Витёк, показывая на широкую щель между половицами под угловой партой.
А-а! Про этот «люк в трюм» еще Николай Сергеевич, помню, завхозу выговаривал, чтобы, мол, быстрее заделали его, пока крысы всех первоклашек не пожрали, припомнил Лёнька. Ну-ка дайка я загляну туда. Ра-аз, два-а, взяли!
Они отодвинули парту. Лёнька протиснулся в самый угол, и чуть ли не улегшись на пол, стал всматриваться в проём щели. Она была достаточно широкой, чтобы можно было пошарить в ней рукой.
Ну что? Есть? переминался с ноги на ногу нетерпеливый Витёк.
Есть? это уже Евгений.
Ну?.. Ну?.. Есть?
Есть!!!
Глава 6
Для Бельского не составляло труда найти способ избавить Верочку от тягостных ощущений. Они даже сходили в ресторан. Бельский с чувством рассказывал ей с какими интересными вещами ему приходится сталкиваться в процессе уже подходящей к концу работы над диссертацией.
Верочка осталась довольна и нисколько не жалела, что провела часть вечера с таким интересным человеком, как Александр Григорьевич. И хоть шла она домой в приподнятом настроении, но радужных надежд в отношении Бельского не хранила. К великому его удовлетворению.
Александр Григорьевич знал Моремана уже несколько лет. И познакомились они через одного их общего приятеля, о котором ещё пойдёт речь. Мореман был одного возраста с Бельским и «большим» человеком в своём кругу. Именно в своём. Не в его интересах было «греметь» на весь город. Моремана знали многие: круг его знакомых исчислялся сотнями а вот имени и фамилии этого человека, казалось, не знал никто. Мореман прозвище, неизвестного происхождения и лишь случайно имеющее сходство с известным в морском жаргоне словом. Если его кто-то спрашивал: «как твоё имя?», он шутил: «не помню». А если не сдавались: «ну а в паспорте- то?» он изображал на лице крайнюю степень восторга и удивления и восклицал: «Ха! А мне как-то и в голову не приходило заглянуть туда!»
Мало кто знал, где жил Мореман, но никто не сомневался, что дом у него где-то есть, и уж совсем таинственным был вопрос, чем Мореман занимался. Вряд ли он где работал, потому что увидеть его можно было в любое время суток то у одного, то у другого, то у третьей. Но вот что странно: деньги у него водились всегда. И много
А вот кичиться этим он не любил. И броско одеваться не мог себе позволить. Да и сам-то был невзрачным.
На улицах города его можно было увидеть идущим только стремительным шагом, с сосредоточенным лицом, будто занят этот человек крайне важным делом, и если не торопиться, то дело несомненно вылетит в трубу.
Мореман всегда производил впечатление добродушнейшего парня. Да, наверное, и был таким. Не увидишь его ругающимся, не увидишь злым, рассерженным, капризным. Не было в нём жестокости. И не было подлости. Никогда. Не существовало людей, которых бы он обидел.
Но была у него одна слабость. Он любил женщин. Нет, не так, как все. Патологически сильно. Когда ему кто-нибудь по-дружески делал об этом замечание, он оживлялся, проявляя восторг, и, одновременно, абсолютно искренне сокрушался: «ну что же это творится-то?! Ну, ведь никак не могу без них и все тут! Прямо не знаю, что и делать!» и погружался в раздумья.
Если за эту слабость его можно было бы оправдать ведь никакого насилия (ни морального, ни физического), никакого коварства: всё на добровольных началах то в отношении денег Эта сторона многих пугала и удивляла. Удивляло то, что Мореман даже не утруждал себя придумать нехитрую версию о наследстве или каком-нибудь выигрыше, хотя такого выигрыша нигде нет: был случай, когда одному из своих особо близких друзей он одолжил на кооперативную квартиру 20 тысяч рублей, а тот вскоре утонул. Мореман даже не огорчился, что такая сумма уплыла вместе с утоплеником. Такова была самая загадочная сторона его жизни. Но была и ещё одна. В своей эрудиции он редко кому уступал, в то время как с книгой или газетой в руках, как возможными источники энциклопедических знаний, его видели крайне редко. А на глазах он был всегда