О! Вам известно то, о чём мы, уроженцы этого города, даже и не подозревали, насмешливо скривил губы судебный врач.
Господа, смею прервать ваш спор, вмешался инспектор. Мы уже приехали.
Полицейское управление располагалось по улице Глиняной, в доме номер шесть. Ещё несколько лет назад в этом здании служил полицмейстер Ревеля с помощником, приставы всех частей и сыскное отделение. Теперь всё обстояло иначе: Полевая полиция охраняла общественный порядок, Криминальная полиция занималась расследованием уголовно наказуемых преступлений, а Охранная полиция (Служба внутренней безопасности), находящаяся совсем в другом месте, боролась с государственными преступлениями, направленными на свержение существующего государственного порядка. Главное управление Охранной полиции имело одиннадцать уездных отделений в стране, но, несмотря на это, город кишел не только шпионами, но и контрабандистами. Казалось, в Таллинский порт перевалочный пункт между Советской Россией и остальным миром съехались авантюристы со всей Европы.
Ежедневно в гавань заходили вереницы пароходов. Железные монстры гудели, искали место у пристани и, бросив якорь, становились на разгрузку. Без устали работали высотные портовые краны, напоминающие собой пришельцев из «Войны миров» Герберта Уэллса.
На железнодорожном вокзале тоже царила суета. Товарные составы, наполнив чрева вагонов, подрагивая на стрелках, уносились в Нарву, Ямбург и Петроград.
Вечерами в ресторанах играли оркестры, и шумели кафешантаны с бегущими электрическими вывесками на фасадах. Часто в них, а не на бирже, заключались миллионные сделки, проигрывались в карты сумасшедшие суммы и в одночасье наживались умопомрачительные состояния. Экономическая жизнь Таллина пусть не совсем законная, но всё же очень прибыльная кипела, как адский котёл.
Несмотря на инфляцию, в казну текли налоги, уплачивались портовые сборы и таможенные пошлины. Республика обрела силу и, разбив большевиков, смогла отстоять свою независимость. Национальный патриотизм был на подъёме. Но стране нужна была передышка. Именно поэтому, после заключения Тартуского мирного договора власть не хотела обострять отношения с Кремлём и смотрела на действия агентов Москвы сквозь пальцы, правда, если они не угрожали интересам Эстонии.
Ардашев и Варнавская в сопровождении инспектора поднялись на второй этаж. В конце коридора со сводчатыми потолками стояли сбитые воедино стулья. Указав на них, полицейский скрылся за дверью. Было слышно, как он с кем-то разговаривал по телефону на русском языке. Минуты через три сыщик выскочил из кабинета и со словами «подождите меня здесь» понесся к выходу.
Не стоит ждать ничего хорошего, глядя в пол, грустно промолвила дама.
Не расстраивайтесь, Анастасия Павловна. Допросят и отпустят.
Надо же, вы запомнили, как меня зовут. Обычно с первого раза имя ранее незнакомого человека я забываю, если он мне не интересен.
У меня это само собой получается. Отпечатывается в голове, как на «Ундервуде».
А вы, Клим Пантелеевич, и в самом деле, частный сыщик?
Да, просто ответил Ардашев, словно не замечая, что новая знакомая сделала ему комплимент.
Как Шерлок Холмс? улыбнулась она.
Куда мне до него! Он гений, хоть и литературный персонаж.
Бывший присяжный поверенный вынул коробочку ландрина, открыл крышку и протянул даме:
Прошу.
Благодарю, вы очень любезны.
Тонкими, изящными пальцами, точно пинцетами, она взяла одну конфетку, которая тут же исчезла во рту.
Вы расследуете убийства?
В основном.
Это, наверное, так интересно?
Не очень. Я лишь стремлюсь к торжеству справедливости.
Вот как? задумчиво проговорила Варнавская и захлопала ресницами, точно обиженный ребёнок. Я почему-то всегда считала, что следствие или суд устанавливают истину, то есть правду.
Справедливость, Анастасия Павловна, поверьте, выше правды, потому что у каждого своя правда. Для этого и создан суд присяжных.
Выше справедливости ничего нет?
Милосердие вершина человеческого благоразумия. Если бы все люди им обладали, то и преступников не было бы вовсе.
А позволите, ещё один вопрос?
Пожалуйста.
Преступниками родятся, или становятся?
И родятся, и становятся. Не секрет, что некоторые люди из-за врождённого слабоумия (душевнобольные к ним не относятся) просто не в состоянии понять, что хорошо, а что плохо. В их поведении превалирует не разумное, а животное начало. Инстинкты, то есть их собственные желания, у таких субъектов стоят на первом месте, а правила поведения в обществе либо на втором, либо вообще отсутствуют. Наиболее отпетые каторжане, как правило, способны на самые мерзкие и низкие поступки, о которых в приличном обществе даже стыдно говорить. А для них такое поведение норма жизни. Другая категория преступников образованные люди с чрезмерным эгоизмом. Они всегда одержимы мыслью о собственной выгоде и постановке личных интересов выше интересов окружающих. Помните, у Рылеева?