А тут с трудом подбирает слова, спрашивает, будто реку по неверному льду переходит: что тебе, Федор, из деревни пишут? Как там раскулачивают, какие настроения у крестьян? Хорошо ли это, на их взгляд, - сплошная коллективизация?- Да ведь как сказать, - не сразу отвечает отец, - Было бы хорошо, я бы тут у вас не сидел, извините...Правильно отвечает? Вроде правильно, да не совсем. Потому что о деревенских делах отец иначе не говорит, как с издевательской такой ухмылочкой. А тут сидит божьим угодником, бороду степенно оглаживает.- Я, Клавдия Васильевна, посоветоваться с вами хотел: не взять ли все семейство сюда? Рубить - так под корень, нет?Советоваться он хочет. Не возьмет он сюда семью, дело решенное. Все выгадывает, все рассчитывает, выжидает - за маманин счет!..А Клавдия Васильевна примерно так и отвечает: пусть отец не торопится, пусть потерпит, подождет, - деревня только-только поворачивает на новые рельсы. Отец уж и головой кивает: поворачивает деревня, это да! Социализм, эпоха!.. Артелью, как говорится, и отца бить сподручнее...Так что не по годам умудренный Шурка и про Клавдию Васильевну кое-что знал: умная-умная, а все ее сведения о деревне в отца Шуркиного упираются, Шуркиным отцом и кончаются. Газетки, книжечки - тоже правды не шибко много...- А что, Клавдия Васильевна, - спрашивает отец, вконец, казалось бы, разагитированный. - Поинтересоваться я хотел: сами-то вы из каких? Звенигородская - не из духовных ли кто был?- Дед.- Aга. Зацепочка, вишь, по нынешним временам...Клавдия Васильевна распрямляется даже, пенсне - на груди, как орден, посвечивает.- ...Кажется, все честно. Учительствую - тридцать лет скоро...- Господи, я не понимаю? - Отец смотрит на Клавдию Васильевну с мягким, ласковым таким укором, - Я что! Народ не обиделся бы. Больно строго вы с родителями давеча...- Права я?- А конечно! В ответе мы перед этими вот... Это он-то перед Шуркой в ответе! Это Шурка - всегда, за все: шкурой своей казенной, чубом своим... За все! Уйдет Клавдия Васильевна, отец переведет на сына строгий, предостерегающий взгляд, сразу же пресекая возможные с его стороны замечания:- Труженица - видел? Тридцать лет вам, дерьмукам, отдала, это ж надо!.. Какой человек! Ну как мне тебя, паразита, учить, как еще втолковывать? Клавдия Васильевна сама пришла, довел человека, бедокур чертов...Скорее бы семилетку отмотать - и баста! Только и видели Шурку: шофером на дальнюю стройку, в торговое плаванье моряком...6. ПАСЫНОК Тетка, бывало, говорила Костику:- Ты - молчи. Знай свое дело, молчи заради Христа, не вмешивайся.Тетка говорила:- Это ведь надо, какие отравные времена настали - хоть стой, хоть падай. Порядочному человеку не повернись...Тетка говорила:- Да сними ты этот шарф, горе мое, - вырядился! Есть коричневенький, его и носи, чем плохо? Скромненько, прилично, никто дурного слова не скажет. Все пофорсить хочется...Вот так и думай все время: что сказать, как повернуться, как и в каком случае себя держать. Другие не думают! Другие собьются веселой стайкой и идут домой вместе и долго еще на углу разбираются, спорят - кто, и с кем, и в какую сторону идет. А Костя всегда вперед убегает один. Чтоб никто не увязался, чтоб к себе не приглашать: все эти приглашения тетка раз и навсегда запретила. И ребята рукой на Костю махнули, считали, что просто он чудак ненормальный - ну, бывают такие люди... А Костя вовсе не был никаким чудаком.Просто он был очень несчастен. Этого он не понимал: впрочем, слова такого "несчастен" не было и быть не могло в мальчишеском лексиконе. Просто ему было очень плохо. Он все думал, сколько ему всяких анкет еще заполнять: социальное происхождение - служащий; мать - умерла, честное слово, умерла, едва Костю успела родить: отец - не знает Костя отца, не помнит...