М-да. Неужели он человеческий? поинтересовался Вадик.
Вадя, ты еще спрашиваешь? Конечно, самый настоящий людской. А иначе зачем он здесь? Свиным и говяжьим место на базаре.
А что в чашку-то налито? С этими словами Кирилл наклонился и понюхал бесцветную жидкость. Фу, воняет старыми носками.
Спирт, наверное, предположил Вадик.
Не-а, в свою очередь, понюхав, сказал Гриша. Это формалин. Им покойников перед похоронами обрабатывают, чтобы раньше времени не сгнили и на не воняли.
Ромик стоял молча. Раскрыв максимально широко наивные глазёнки, он с открытым ртом слушал старших ребят. Не выдержав, он спросил:
А он чей?
Кто? удивился его брат.
Ну, он этот мозг.
Не наш это точно, усмехнувшись, проговорил себе под нос Вадик.
Страшная находка должна была бы охладить исследовательский пыл ребят, но парадоксальным образом она их лишь развеселила. Мальчишки приступили к обыску, попутно набивая карманы разной ерундой маленькими блестящими гирьками от весов, запаянными ампулами с разноцветными порошками, резиновыми трубками и всякими другими заковыристыми железяками. Большие бутылки с жидкостями их не интересовали, и даже отпугивали. На почти всех наклеенных на них этикетках изображался скалящейся в безудержном веселье череп. В прошлом учебном году они все начали изучать химию (кроме Ромика) и имели представление о кислотах, щелочах и прочей едкой опасной гадости. Ни к чему она им. Хотя А вот карбид, магний или натрий могли пригодиться.
Закончив исследование лаборатории, они перешли в другую комнату. Там ничего интересного не оказалось. Железные шкафчики и скамейки. Очевидно, здесь раньше находилась раздевалка. Им хотелось найти что-нибудь этакого, и они заспешили на второй этаж. Каждый хотел первым найти сокровище: чувство соперничества взяло вверх в детских сердцах над страхами и вскоре они разбрелись по комнатам. Гриша и Ромик зашли в совсем маленькую узкую, вытянутую к зарешеченному окну, комнату, похожую на поставленный на бок шкаф. У дальней стенки пылился необычный агрегат, состоящий из хаотично нагромождённых друг на друга колб, шлангов, проводов, моторчиков. Центром, сердцем устройства была прозрачная полутораметровая колонка. Внутри неё что-то темнело жирными загогулинами. Заинтересовавшись, дети подошли поближе.
Фу, сморщился Ромик. Они дохлые?
Конечно, дохлые.
Колонка, заполненная чем-то вроде коричневой мази, сверху до низу была нашпигована котятами, точнее вполне сформировавшимися эмбрионами нерождённых котят. По виду зародышей можно было определить, что их достали из мам-кошек всего за несколько дней до рождения. Что тут с ними делали? Ясно, что ничего хорошего.
Пока они рассматривали забытое учёными страшненькое добро, непонятного назначения, царящая в помещениях института тишина постепенно уступила место слабым звукам, начинавшим существование на грани слуха, кажущимися не совсем реальными, а скорее выдуманными подсознанием, напитавшимся зловещей атмосферой заброшенного НИИ. И постепенно звуки превращались в беспокоящий шёпот.
Ой. Что это? интересуется, прижавшейся вплотную к товарищу, Рома. Он испугался и его органы чувств, у первого, как самого чуткого, забили дрожь тревоги.
Ты о чём?
Ну, это шшу шууу шу шу шу шшууу Ты разве не слышишь?
Гриша склоняет голову на бок и прислушивается. Теперь и его локаторы улавливают шёпот. Он воспринимает эти звуки, как не несущие в себе никакой угрозы. Скорее для него они похожи на шуршание. Он решает, что это мыши, мигрирующие между стенами. Их что-то потревожило, вот они и проявили излишнюю дневную активность. Но природа творческого начала от Гриши требует другого объяснения на ум моментально приходит выдумка:
Это местный Шушушулька. Ничего страшного, так он с нами общается. Днём он добрый, интересные истории рассказывает; если захочешь, попросишь его, он любую тайну тебе откроет.
А ночью? Какой он ночью?
После заката он меняется, становится злым. Главное до темна отсюда свалить, иначе он захочет оставить тебя у себя в гостях навсегда Ведь ему одному здесь так одиноко.
Уже вечер. Смотри, солнце садится. Показывает пальцем на изменившейся за пыльным окном мир Рома. Улица там приобретала мягкие краски, окутываясь золотой дымкой, натягивая на себя тени, предупреждая и приглашая всех детей вернуться домой. Я хочу домой.