Когда закончилась война, нас послали на вокзал на встречу фронтовиков. Помню, долго играл я татарские и русские мелодии. До прихода поезда встречающие женщины пели и плясали на платформе. Затем духовой оркестр заиграл марш.
Зная о моём увлечении разными музыкальными инструментами, меня пригласили заведующим музыкальной частью в Татарский передвижной драматический театр (19461948 гг.).
Танцы в коллективе ставила Галия Ишбулатова. Танцы были на одну, две, четыре и восемь пар. От этих танцев так и веяло энергией, темпераментом.
Я очень скоро понял одно дело самому играть на сцене и совсем другое руководить музыкальной частью большого коллектива. Зимой и летом кочуем из одной деревни в другую на бычьих упряжках. Зимы студёные «И что это я терплю такие бедствия? Как должен я расти, если хочу стать музыкантом, в таких условиях?» задумываюсь я. На душе тревожно. «Надо уходить, надо учиться. Вообще в жизни должно быть что-то новое и произойти какие-то изменения», примерно такие мысли бередят мою душу.
В эти годы театры оказались в тяжёлом положении. Государство урезало статью дотаций из бюджета. Наш театр сократил половину состава, под сокращение попал и я
Поехал в Казань с целью поступить в Казанское театральное училище. В доме 4 на улице Жуковского на первом этаже находилось музыкальное училище, этажом выше театральное. Директор Саид Булатов, педагоги Кашифа Тумашева, Габдулла Шамуков, Хусаин Уразиков и др. Надо сдавать экзамены. Вступительный экзамен должен состояться в вестибюле Академического театра. За роялем Рокия Ибрагимова. На подоконнике сидит Салих-ага Сайдашев. Он в приёмных экзаменах не участвует. А я не могу отвести от него глаз. Вот, оказывается, какой он, Салих Сайдашев! У нас ни один концерт не проходил без его песен.
У меня снова смута на душе. «Для чего мне это театральное училище?» терзают меня сомнения. В помещении училища со всех сторон на тебя обрушивается масса звуков: доносящиеся из разных комнат звуки скрипок, вокальные упражнения, гаммы. Сливаясь вместе, они приобретают какую-то волшебную силу. Я ведь хочу стать музыкантом! Хотя и приняли меня в театральное училище, но общежития-то нет, жить негде.
Последние дни августа. Я начал голодать. Стипендия только с начала октября выплачивается. Значит, надо жить ещё полтора месяца, а денег нет. Если я сейчас же не уеду домой, придётся нищенствовать. Хожу с такими мыслями. В тот день в зале Академического театра произошло удивительное событие. В дневное время зал пуст, оркестр собирается на репетицию. Только заиграли со мной будто что-то произошло. Что это за музыка? Какая новизна, какая сила, что за волшебные звуки? Именно такую музыку мечтал я услышать! Никогда подобной страстной, мелодичной музыки я не слышал! Начинают флейты. Других не помню. Но флейтиста крепко запомнил. К оркестру присоединяется хор, красивый молодой дирижёр даёт хору пояснения.
В тот же вечер в театре состоялось торжество, посвящённое 60-летию со дня рождения И. В. Сталина. Исполнили песню, которую разучивали днём. Оказалось, это песня З. Хабибуллина на стихи А. Ерикея «Сталину слава». Публика бурно аплодировала. Дневная репетиция хора и оркестра, а также исполненная на вечернем концерте песня-гимн оказали на меня огромное влияние, явились толчком для выбора моего будущего.
На другой день на пароходе я уехал из Казани.
Вернувшись в Оренбург, я по-настоящему принялся сочинять музыку. Мои песни в свой репертуар включает Адгам Хабибуллин, член нашего театрального кружка. У него был лирический баритон, пел он душевно, по-народному. В памяти сохранились «Кукушка», «Пусть моя песня будет приветом». Для ансамбля и танцевального коллектива я сочинял частушки (такмаклар).
После возвращения из Казани вопрос о необходимости учиться становится для меня главным. Мне исполнилось 19 лет. Я слыхал, что большие музыканты начинают учиться в музыкальных школах с 89 лет. В таком случае, кто же примет меня на учёбу в музыкальное училище? Пошёл учиться в Оренбургский железнодорожный техникум. Студенческая жизнь интересна, новый коллектив. Но через месяц-полтора потихоньку стали накапливаться двойки. Семь лет в татарской школе, да и там ни шатко ни валко, а уж в голодные годы вовсе было не до уроков. Беспокойство усилилось, когда двоек стало ещё больше.
Иногда на переменах до моего слуха доносились то звуки трубы, то баяна. И вот однажды я взял и отправился на поиски этих звуков.