Я тоже рассмеялся.
Я этим летом гимназию закончил. Наверное, это лучше, чем совсем ничего.
Да, похоже, что так, сказал он, но ты про детей подумай тамошних. Учителя у них вчерашние гимназисты. Каждый год новые. Неудивительно, что молодежь после девятого класса сплошь идет по рыболовецкой части!
Да, согласился я, но я-то не виноват.
Да ну, при чем тут виноват, не виноват! Про виноват вообще речи не идет! Рыбу, знаешь ли, ловить намного приятнее, чем учиться! Чем сидеть и зубрить, пока тридцатник не стукнет.
Я учиться не собираюсь.
Зато учить будешь! Он опять посмотрел на меня в зеркало.
Да, ответил я.
Несколько минут мы молчали. Потом он отпустил рычаг переключения передач и показал рукой вперед:
Вон он, катер твой.
Он притормозил возле паромного терминала и, поставив на землю чемоданы, захлопнул багажник. Я протянул ему деньги. Как сказать про сдачу, я не знал и всю дорогу мучился этим вопросом, но теперь сказал лишь, чтобы он оставил сдачу себе, этим все и решилось.
Спасибо! поблагодарил он, и удачи!
Поездка обошлась в пятьдесят крон.
Когда он выехал на дорогу, я пересчитал оставшиеся деньги. Не густо, но на месте наверняка можно будет получить аванс, они же понимают, что пока я не начну работать, денег у меня не будет?
Финнснес с его единственной главной улицей и множеством незамысловатых, построенных, по всей видимости, на скорую руку, зданий, с суровой горной грядой вдали, походил на небольшой городок на Аляске или в Канаде это сравнение пришло ко мне спустя несколько часов, когда я пил в кондитерской кофе в ожидании автобуса. Ни о каком центре города говорить не приходилось городок был такой крошечный, что целиком мог считаться центром. Атмосфера тоже отличалась от знакомых мне городов: во-первых, оттого что Финнснес был намного меньше, а во-вторых, потому что здесь никто и не пытался навести красоту или уют. У большинства городов имеются фасад и задворки, а тут никакой разницы не наблюдалось.
Я пролистал купленные в ближайшем магазинчике книжки. Одна называлась «Чистая вода» авторства неизвестного мне Роя Якобсена, а другая «Горчичный легион» Мортена Йоргенсена. Он еще играл в разных музыкальных группах из тех, которые я слушал пару лет назад. Тратить на них деньги было, пожалуй, недальновидно, но я готовился стать писателем: куда ж без чтения; надо, например, знать, на кого ориентироваться; смогу ли я написать так же? крутилось у меня в голове, пока я листал книги.
Пора было спешить на автобус, я покурил напоследок, положил чемоданы в багажник, заплатил водителю и попросил его предупредить, когда приедем в Хофьорд. В автобусе я прошел назад и сел на предпоследнее сиденье слева сколько себя помню, я всегда любил это место.
По диагонали от меня, через проход, сидела симпатичная блондинка, на год или на два младше меня. На сиденье у нее лежал ранец, и я решил, что она учится в гимназии в Финнснесе и вот возвращается домой. Она посмотрела на меня, когда я вошел в автобус, а когда водитель завел автобус и тот, подпрыгивая на колдобинах, покатил прочь с остановки, она обернулась и снова взглянула на меня. Смотрела она недолго, бросила лишь стремительный взгляд, но этого оказалось достаточно, чтобы у меня случился стояк.
Я надел наушники и вставил в плеер кассету. The Smiths, «The Queen is Dead». Чтобы не казаться назойливым, следующие километры я упорно пялился в окно и подавлял в себе малейшее желание взглянуть в ее сторону. Центр остался позади, и за окном на несколько километров потянулся жилой массив, где вышла половина пассажиров, а затем начался совершенно прямой участок шоссе, длинный и пустынный.
Если небо над Финнснесом было бесцветным и заливало город под ним равнодушным бледным светом, то здесь небесная синева была ярче и глубже, а солнце, висевшее на юго-западе, над горами, чьи невысокие, но крутые склоны на всем пути загораживали раскинувшееся за ними море, золотило красноватые, кое-где почти лиловые кустики вереска. Росли здесь лишь кривоватые сосны и карликовые березы. Горы с моей стороны, низкие и зеленоватые, к которым льнула долина, больше походили на холмы, зато с другой, несмотря на скромную высоту, выглядели дикими, крутыми и отвесными.
Вокруг не было ни одной живой души, ни единого дома.
Но я приехал сюда не для того, чтобы смотреть на людей, я приехал, чтобы обрести покой и заняться писательским трудом.