Однако в Севастополе, в 19191920-х годах, с писателем рискну предположить происходит еще одно изменение становится принципиально другим его мировоззрение. И именно переосмысление ценностей, несомненно, мучительное и трагическое для самого Аверченко, и ведет его, в конечном итоге, к сотрудничеству с Врангелем.
Пожалуй, уместнее всего это новое для Аверченко политическое мировоззрение определить как «государственничество». Это не тоже самое, что «ура-патриотизм», это, скорее, такой специфически севастопольский патриотизм самостояния, в котором государственничество сочетается с критикой власти и укорененностью в земле, оборона которой становится главным делом жизни.
Сотрудничество Аверченко с властью Врангеля не было пропагандой как таковой у газеты «Юг» периодически возникали проблемы с военной цензурой, а в феврале 1920 года она и вовсе была закрыта, после чего Аверченко лично ездил в Генеральный штаб Врангеля, добиваясь (и добившись) восстановления издания, которое с марта 1920 года стало выходить под названием «Юг России».
Вероятно, сыграла свою роль и сама фигура Врангеля как отмечают современные историки «белого дела», именно Врангелю удалось найти оптимальный баланс «правого» и «левого» в белом движении, и выдвинутая им программа была лишена диктаторских замашек в духе А. В. Колчака и идеи «помещичьей реставрации», за которую стояли многие видные «белые».
Однако для нас важнее подчеркнуть внутренние изменения в писателе.
Именно в Севастополе в Аверченко рождается ностальгия по той «старой России», смерть которой он так обсмеивал в марте-апреле 1917 года. Как известно, многие «февралисты», деятели первого состава Временного правительства и близкие к ним люди (например, В. А. Маклаков, П. Б. Струве и др.) в эмиграции «каялись» в своих работах за личное участие в развале страны, который начался с их прихода к власти, и пытались понять, почему так произошло.
Однако Аверченко в своих фельетонах-воспоминаниях о недавнем прошлом жалеет отнюдь не о том, что чего-то не состоялось после отречения монарха, а о том, что оно вообще произошло. Для Аверченко периода его «обороны Севастополя» нормальная жизнь как таковая, в том числе ее политическая, государственная составляющая, стала ассоциироваться с дореволюционной, императорской Россией.
В фельетоне «Возвращение» (1919) он ласково вспоминает осмеянный в свое время памятник Александру III.
В рассказе «Усадьба и городская квартира» (1921) он пишет:
«Закрою я глаза и чудится мне старая Россия большой помещичьей усадьбой Вот миновал мой возок каменные, прочно сложенные, почерневшие от столетий ворота, и уже несут меня кони по длинной без конца-края липовой аллее, ведущей к фасаду русского, русского, русского такого русского, близкого сердцу дома с белыми колоннами и старым-престарым фронтоном».
В сборнике рассказов «Нечистая сила», написанных в Севастополе в 1920 году, Аверченко и вовсе аллегорически описывает смерть России при большевиках и ее возрождение при восстановленном царском режиме, по аналогии с воскрешением Христа после распятия[18]. Летом этого же года Аверченко пишет, по сути, покаяние перед Николаем II, задним числом пытаясь вымолить прощение у уже расстрелянного императора за тот свой легкомысленный смех над его отречением в марте 1917 года. К сожалению, я не могу привести дословную цитату. Я прочитала об этом в библиотеке в книге «Беженские и эмигрантские годы Аркадия Аверченко» на с. 175176, однако не успела тогда сделать соответствующей выписки, а в связи с жестким карантином в Москве достать эту книгу на сегодня оказалось невозможным. Однако те, у кого есть эта книга, могут найти там фразу, о которой идет речь.
12 ноября 1920 года газета Аверченко «Юг России» единственная из севастопольских газет напечатала приказ Врангеля об эвакуации. Другие севастопольские издания уже несколько дней как не выходили их сотрудники уже уплыли в Константинополь. Аверченко уходил одним из последних и, как отмечает его биограф В. Миленко, еще очень долго не верил, что поражение в борьбе с большевиками бесповоротно. Это неверие еще целых два года держало его в неприятном писателю Константинополе, хотя многие его друзья уже давно эмигрировали в Европу.
* * *Как и в Петербурге до лета 1918 года, и в Киеве, и в Симферополе в 1918 году, так и в Севастополе вокруг Аверченко группировались люди разных взглядов.