«Хи-хи!» В отдалении послышался неясный шорох, и снова: «Хи-хи!» почти над ухом. «Хи-хи!»
Бабушка сидела у изголовья. Как хотелось почувствовать прикосновение её рук! Она не помнит, чтобы когда-нибудь бабуля гладила её по голове. Помнила только, как та расчёсывала после мытья её волосы частым гребешком, смачивая его в воде, чтобы не причинить боли. Она не помнила прикосновений рук, только гребень совершал равномерные движения сверху вниз, сверху вниз Сначала короткие, начинаянедалеко от концов, потом всё длиннее и длиннее, пока это успокаивающее движение не подбиралось к корням. Волосы давно уже были гладкие, послушные, без единого завитка или узелочка, но бабуля всё продолжала неспешные движения гребня
Сейчас она не могла больше прикоснуться к милым рукам, хотя память держала образ так цепко, что бабушка приходила всегда отчётливая, будто во плоти.
Бабуля! Что я сделала не так?
Ты всё сделала так, внученька. Кто же знал, что
Как?! Что значит кто же знал?
Наташа лежала, свернувшись калачиком, почти уткнувшись лицом в подушку, и не могла видеть бабушкиных глаз, но ощутила всё, что могла бы услышать, если бы в этом была хоть малейшая нужда. Никакой необходимости ни в словах, ни даже в мыслях не было. Она поняла и то, чего бабушка не собиралась ещё сообщать ей: они больше не увидятся. Никогда.
2
Это скрипят ель и сосна? Антон стоял, прижимая ладонь к стволу берёзы, в другой руке была куртка.
Что? она не подняла головы.
Помнишь, в одной детской сказке ветер принёс семя сосны и ели, они росли рядом и боролись друг с другом за место под солнцем?
Нет, это не сосна и ель. Это лиственное дерево. И знаешь, я думаю: это не два дерева, а одно просто ствола два.
Так не бывает.
А ты считаешь, что бывает только, как бывает, а как не бывает, не может быть? она встала, рывком оттолкнувшись от берёзы, и прильнула к стволу, оказавшемуся теперь между её щекой и его ладонью. Ствол был теплым.
Скоро стемнеет. Ты не замерзла?
Тебе не кажется, что человек обречён на безволие и бездействие? оторвавшись от ствола, она обхватила себя руками. Действительно, зябко. Надо занести дрова в дом и растопить камин. Будет дождь.
Антон набросил на её плечи куртку и улыбнулся:
А как же бездействие? он поправил якобы сползающую куртку и удержал руку на её плече.
Это не действие, Антоша. Это противодействие.
Он убрал руку. В глазах колыхнулось что-то неуловимое и будто выплеснулось, обдав ощутимым жаром. Наталья чмокнула его в щёку:
Спасибо и посмотрела в глаза так, что он понял: это не за куртку. Пламя утихло, но не исчезло. Я не так выразилась. Это не противодействие. Мы с тобой ничего не можем сделать дождю. Мы не можем пойти против него. Только с ним или от него.
Она погладила его по макушке и улыбнулась. Антон подхватил за её спиной попытавшуюся соскользнуть куртку и осторожно, но уверенно сократил расстояние:
Я хочу есть, прошептал над ухом и другой рукой, перехватив её запястье, провел ладонь по слегка колючей щеке, попытался пристроить себе на шею.
Тогда надо срочно действовать, она высвободила пальцы и пощекотала его затылок.
Антон обнял её так, что невозможно стало убрать руку, и она вынуждена была, обняв ответно, уткнуться носом в его плечо. «Хи-хи! Хи-хи!» по-прежнему равномерно раздавалось в сумерках, но это было уже совершенно обессилевшее ехидство, которое не могло никого обеспокоить. Звуки стали похожи на странное, нарочитое покашливание-хмыканье, промежутки между которыми всё удлинялись и вскоре почти слились в звенящую тишину, изредка прерываемую сдавленными угрюмыми вздохами
Антон, пойдем, нас, наверное, уже потеряли.
Никто нас не потерял. Уверяю тебя!
Он слегка ослабил руки, и она, воспользовавшись мгновением, откинулась чуть назад, чтобы поймать его взгляд, потому что в голосе почудилась усмешка. Антон смотрел на неё, казалось, выжидая чего-то.
А случалось когда-нибудь так, что тобой искренне восхищаются, а тебе кажется, что тебя и за человека-то не считают?
Антон готовился подтолкнуть качели, и уже протянул было руку, но осознав услышанное, как в замедленной съёмке, плавно положил ладонь на цепь, будто стараясь удержаться.