***
Очищаю в воскресный день подсвечники от воска. В свечной лавке очередь, сестра только успевает принимать записки и выдавать свечи. Очередь застопорилась. Мужчина в кожаной безрукавке с массивным крестом на золотой цепи не торопясь выбирает свечи, приценивается. До- стает кожаный кошелёк и вынимает крупную купюру.
Девушка, обращается он к монахине-пенсионерке, мне вон эти, самые большие.
Пожилая матушка без эмоций выдает десять полуметровых свечей из чистого воска и аккуратно отсчитывает сдачу. Новый русский, видя, что все подсвечники заставлены «десятирублёвками», без колебаний подходит ко мне, и приказным тоном левым мизинцем указывает:
Освободи мне этот подсвечник.
Глядя на дядю, понимаю, что с ним лучше не связываться. Невдалеке дежурная как раз снимала огарки с маленького подсвечника, где лунок оказалось ровно столько, сколько свечей держал в руках внушительный дядя-богомолец. Когда он, довольный, пошел разбираться с подсвечником, меня подозвала наблюдавшая эту картину мудрая инокиня.
Что же ты ему, матенька, не сказала, чтобы он в следующий раз со своим подсвечником приходил?!
Гениально! А я её в ответ спросила, не раздражает ли её, что в лавке люди обращаются не «матушка», не «сестра», а «девушка». Моя пожилая спутница ответила:
Пусть хоть кактусом меня называют, главное, чтобы в душу не лезли!
***
Чуть ли не в тот же самый день. Скоблю пол от воска. Народу тьма. Вдруг ощущаю в воздухе приближающийся перегар. Надо мной возвышается мужчина и, глядя осоловелым взглядом, протягивает мне руку для знакомства.
Здравствуй, сестра. Я великий грешник. У меня время и я, к сожалению, в шортах. Вызови мне батюшку. Мне срочно надо облегчить душу.
Здравствуйте! Простите, но батюшка у нас приедет к службе, сейчас исповедовать Вас некому.
Безобразие! Я же Великий грешник! Найди мне, сестра, священника, вызови!
Простите, не смогу помочь!
Беспредел! Я тороплюсь, я в шортах, у меня горит, а ты сестра помочь не можешь?! Позови мне вашу игуменью! Ей буду исповедоваться!
Уважаемый грешник, женщины в православии не исповедуют.
Тогда хоть ты выслушай меня, сестра! Куда ты убегаешь!
Кстати, то, что грешник был в шортах, это его проблемы. Для подобных случаев на входе всегда лежат универсальные покрывала и для мужчин, и для женщин. Конечно, в российской культуре мужчина в юбке выглядит, скажем мягко, экстравагантно. Помню, до юбок, вообще, висели простыни, и в летние дни по обители разгуливали древние римляне в белоснежных тогах, вот было зрелище!
***
Последняя история этой главы. Будний зимний вечер. Зажигаю лампады на солее перед иконами Спасителя и Божией Матери. В храме темно, отражаются лишь свечи в ликах образов. За окном пасмурно. Перемещаясь с зажжённой свечой, замираю на мгновение. Напротив центрального аналоя стоит скелет (!) и бьёт поклоны. Ну, думаю, я, наверное, тавось. Пусть, думаю, молится скелет, раз ему так надо. А он, знай, да всё крестится.
Подхожу на безопасное расстояние. Приглядываюсь: молоденькая девушка просит святых о чем-то о своем, о девичьем. А на голове у нее фосфоресцирующий капюшон, а на нем череп. И на толстовке жуть анатомию можно изучать. Да, в таком виде только и молиться, что о женихе.
Глава 6. Полёты во сне и наяву
«Зря я, что ли, полжизни ходил
с широко расставленными ушами?»
Виктор Шендерович
***
Копаюсь летом в клумбе. Мужчина, явно подшофе, проходит мимо Спасского Храма и негодуя восклицает: «Я тоже хочу так жить!» Понимаю, что он имеет в виду не ранние подъёмы и молитвы, не дисциплину и труды. Он имеет в виду золото иконостасов и электромобиль, на котором шатающаяся от усталости мать Т. везёт вёдра с творогом и банки с квашеной капустой.
***
В нашей иконной лавке:
Сестра, а кто такие Трисвятые? И о чем им молятся? Это наверное Господь, Матерь Божия и святитель Николай? (Излюбленное заблуждение).
***
К пожилой монахине В. подходит женщина и просит научить её молитве.
А как Вы сама молитесь? переспрашивает её мудрая матушка.
Как молюсь? Своими словами, каждый день прошу за мужа, за дочь, чтобы войны не было. Ещё прошу: «Господи, дай мне глаза, которые не видят зла».