Я из химического.
Из МИХМа, что ли?
Из хуихма. Химики мы.
А мы физики.
Вам, бля, легче.
Это как сказать.
И то верно.
Всё. Дружба. Ему оставалось отбывать два месяца, химия кончалась, как и у нас отряд, в конце лета.
Сейчас Коля не скрывал своей радостной зависти:
Ну, что, на свободу с чистой совестью?
Грешно смеяться.
Вы что! Я от всей души! Я ж видел, как вас тут по двенадцать часов гнобили. С нашими бы так, давно бы уж такое началось
Мы сами, Коля, сами, никто нас не гнобил.
Да это вдвойне, значит, гнобили: и гнобили и ещё воткнули в головы, будто это вы сами а хоть и сами, теперь-то уж всё одно свобода! и он шмякнул свою кепочку о землю, завтра уже дома, это ж надо такую радость у злодейки выхватить!
Илюхин отвернулся как было объяснить? Только правдолюб Влад взялся было подискутировать о свободе (у них ещё будет такая возможность), но Коля его перебил:
Ладно, физики-шизики, о чём с вами говорить, я вот мамане накорябал, по почте месяц пройдёт, а с вами завтра. Коля был из деревни около подмосковного Быково, а наш Шура из Удельной, земляки, ближе не придумаешь.
Да мы, Коль, в Москву не полетим, неожиданно для всех нас сказал Фадей. Мы переглянулись.
Что, даже на билет денег, псы, не дали?
Да дали нам всё, мы сами не полетим.
Опять сами? Охели вы в своих институтах, и потерял к нам интерес.
А мы пошли дальше.
Ян растерян. Он настолько, особенно за незабываемый 77-ой в Шушенском, привык быть со мной и с Фадеем, что теперь откровенно не понимает, что лучше: избежать проблем или всё же быть вместе. Мы-то знаем, что ему лучше. Обнялись.
Судьба, сказал я.
Не судьба, сказал Фадей.
Сказали, по сути, одно и то же, но бедного чеха ввели этим тайносмыслием великого русского языка в окончательное замешательство.
Вернулись, стали прикидывать ходы. У Фадея здесь Ленка, у него просто и твёрдо: остаться где-нибудь поблизости. У Влада и Шуры сложнее: отпускана исходе, а дошабашить в Туве проблематично. Есть и за, и против. Мне, после угроз Янькова и Шелепня «Езжай в Московский отряд, а то плохо будет!» опять хуже всех, но от угроз хочется сделать наоборот, хотя не знаю, в такие переплёты ещё не попадал.
Машины всё не было. Мы наговорили на магнитофон ребятам длинное завещание, в конце спели хором: «Вихри враждебные», подошло время обеда, народ повалил в лагерь, как подгадала, пришла и машина. Нас окружили, Фадей взял гитару: «А всё кончается, кончается, кончается». А когда подошёл Пахотин, театрально продекламировал: «Хвала гонителям добра, уснувшего по хуторам и кущам: «Вставай, сметайся со двора, тьма видишь! всё сытей и гуще, и это наша ночь! Вон, недотрога, прочь!» Вставай, иди, добро, пора». Получились проводы, как в космос, даже подумалось: «стоит быть отчисленным, чтоб такое пережить».