Непонятка овладела его сознанием. Он коснулся своей рукой бородатой щеки бывшего майора и в эту секунду в его сознании что то перевернулось. Блатной гонор почемуто растаял, словно утренний туман. Сердце сжалось от какогото непонятного сострадания к Леониду Петровичу.
Несколько раз подряд Фирсан затянулся, словно обдумывая план своих действий и бросил окурок на пол. К своему удивлению он услышал, как окурок упал и зашипел. Приглядевшись, Фирсан увидел, как черная вода залила половину камеры. Она постоянно стояла на уровне порога. В свете тусклой лампочки и света исходившего из маленького окошечка, он увидел как чтото непонятное плавает в этой воде. Мохнатые «колбаски», поросшие плесенью плавали на поверхности, словно это были рыбацкие поплавки. Ферзь пригляделся и ужаснулся. Это были разложившиеся трупы крыс. Вперемешку с крысами на поверхности прорисовывались и другие предметы которые источали жуткий запах.
Бля да это же говно! Говно! заорал он. Дотянувшись с настила до двери, он хотел было стукнул в нее, но тюремный ботинок без шнурков, сорвался с его ноги, и, хлюпнул в эту воду, присоединяясь к компании дохлых крыс. Сука, сука, сука!!! заорал Фирсан, взбесившись.
В этот момент, что то заурчало в углу камеры. Вглядевшись в сторону где была «параша» Сашка заметил, как из разбитого чугунного стояка тюремной канализации вывалились новые порции свежего дерьма.
Эй, суки, хорош срать! заорал он. Сняв другой ботинок, он стал неистово стучать им в стену, надеясь, что его кто то услышит.
В этот миг лежавший на настиле майор Краснов подал признаки жизни и сквозь гортанный хрип еле прошептал:
Пить, пить
Фирсан вновь закурил. Он старался осмыслить сложившуюся ситуацию. В его голове вертелась только одна мысль. Она крутилась, словно акробат на перекладине, не давая его разуму ни секунды покоя. Валеркин отец Это был какойто страшный сон.
До крана с холодной и чистой водой было всего пару метров. Она фактически не переставая текла в раковину, рядом с «парашей». Чтобы достать ее, и чтобы утолить жажду и нужно было просто вступить ногой дерьмо. Представив себя по щиколотку в вонючем говне, Фирсанова стошнило. Он вскочил, и, встав на четвереньки на краю настила, стал блевать, возвращая скудную тюремную баланду природе. Рвотные спазмы рвали из него кишки удаляя из организма остатки тюремной пайки. В этот миг его сердце заколотилось в бешеном ритме. Даже не смотря на холод, его пробил обильный пот.
Пить, пить вновь простонал майор.
Его стон еще больше натягивал душевные струны Сашки Фирсанова. Сейчас он мог попросту отвернуться от него. Мог даже отказать в помощи. Он мог вообще не обращать на него никакого внимания и даже мог задушить этого майора, и ни кто бы не сказал ему ни слова.
«Пусть сдохнет Пусть себе дохнет», ведь он, без пяти минут вор в законе знал, что ни местные обыватели, ни авторитетные каторжане, никогда не осудили бы его за подобный поступок. С другой же стороны его томил вопрос «Валерка»!?
Хоть он и был Краснов его врагом, но в душе Сашки, в его сердце было то, что толкало его к этому крану с чистой водой. Надо было просто переступить через свои фобии и вступить босыми ногам в эту зловонную жижу.
Фирсан слышал, что в подвале «Американки» есть такая «хата», через которую протекает канализация. Жажда и голод здесь ломали любого человека, заставляя его опускаться ниже уровня этого дерьма, подписывая любой документ, который бы гарантировал глоток свежего воздуха, и чистой воды. Сашка не знал, да, наверное, не верил, что сам может угодить в это место, и как назло этот факт свершился.
Пить, чуть тише простонал майор.
Фирсан понял, что время идет на минуты.
Взяв в руки лежащую на настиле пустую кружку, он закатал свои штаны. Противясь всей душей, он стал медленно опускать ногу в этот кисель из дерьма. Вновь рвота подкатила к его горлу. Вновь спазмы начали выворачивать его кишки наизнанку. Фирсан усилием воли медленно опускал ногу пока не нащупал дно. Ощутив голой пяткой пол, он встал и почувствовал, как стародавние и уже разложившиеся человеческие испражнения, словно глина скользнули меж его пальцев.
Суки! заорал Ферзь и резко опустил вторую ногу, доказывая самому себе, что даже это вонючее дерьмо и эти вздувшиеся тела дохлых крыс не смогут удержать его от праведного поступка и даже сломить его жиганскую волю.