Вот же сука! Это он мне простить не может нашу дуэль с Ферзем, где мы его в дураках оставили.
Да нет же! Дядя Жора просто давно на вашу квартиру глаз положил, ответил Синица. Недавно по пьяни, он говорил, что твой отец эту квартиру получил незаконно. А еще
Синица подошел к Краснову, и таинственно оглядевшись вокруг, прошептал:
Участковый говорил, что твой батька немцам продался. А ты за футбольный мячик продался Гитлеру, и теперь вы оба шпионите в его пользу. У вас дома вымпел нашли легиона Кондор. Короче: ходит и распространяет слухи, что якобы ваша семейка, это настоящий шпионский рассадник. Ты меня, Валерка извини, но в такое время говорить о шпионах, это моментом угодить на «Американку». Вон батьку Левы, два дня назад чекисты замели и тоже уже на киче. Говорят, что тот тоже враг нашего народа. А какой он враг? Он всю жизнь на железной дороге сцепщиком отработал. Говорят, уголь воровал и продавал
Я теперь понимаю. Участковый уполномоченный специально хочет моего отца в Магадан отправить без права переписки, чтобы нашей квартирой завладеть. Все же этот Жора, настоящая блин тварь! А я думал он настоящий советский милиционер! А он контра недобитая, сказал Краснов.
Во во, дошло наконец то до тебя, как до жирафа, сказал Сашка, постукивая Краснова пальцем по лбу.
Хватит, свидание окончено! послышался голос инструктора. Курсант Краснов, ко мне, мать твою, ежики лысые
Есть! сказал Валерка, и вскочил с парашюта. Он лениво, без особого желания поднял его с травы и натянул лямки поверх комбинезона. Застегнув ремни, он отряхнул прилипшие к брюкам сухие травинки, и, подняв кожаный шлем с очками, со злостью водрузил себе на голову.
Ладно Варелик, я тебя там на кромке подожду, сказал Синица, и уныло побрел на край поля к ангару.
Повторим! приказал лейтенант инструктор. Взлет посадка!
Я готов, товарищ лейтенант, ответил Краснов, слегка унылым голосом.
Ты мне тут курсант, не хандри! За полем, или дома за тарелкой с борщом будешь хандрить. Сейчас, курсант, ты, учебно-боевая единица. Если хочешь поступить в военное авиационное училище, то постарайся окончить эти курсы с отличием. Как говорит товарищ Сталин: «Комсомольцы все на самолет»! Вот! Вперед, к самолету! Комсомолец, мать твою, ежики лысые!
Валерка влез по фанерному крылу «этажерки» в кабину и устроился там, сев на парашют, который использовался в качестве сиденья. Инструктор расположился во второй кабине, где размещалось дублирующее управление самолетом.
От винта! прокричал Краснов, и двигатель У2 стрекоча, стал раскручивать тяжелый деревянный винт. Мотор стал набирать обороты и когда его звук превратился в монотонное жужжание наподобие звука «мухи», Валерка еще добавил газу и отпустил тормоз. Хвост самолета поднялся, освободив крючок тормоза из зацепления с грунтом. «Этажерка» послушно покатилась по мягкому полю, и уже через несколько секунд оторвалась от земли, и взмыла в небо, оставляя земные проблемы далеко в низу. В этот самый момент, когда колеса отрывались от поля, Валерка отключался от всех мирских проблем, и все его сознание переключалось на полет. Он словно срастался с планером становясь не только его мозгом, но и мускульной силой. Словно «Икар» он всей своей сущностью и телом врастал в самолет, пуская миллиарды нервных клеток, которые пронизав авиационную перкаль, передавали всю информацию ему в голову. В такие секунды Краснов чувствовал, как пушистые шарики катались по его внутренностям от самого горла до пяток и наоборот. Кишки странно приподнимались к диафрагме, вызывая подобным перемещением приятный и блаженный зуд. Валерка потянул ручку штурвала, и У 2 плавно пошел в набор высоты. Ветер бил в защитный щиток, в очки, обжигая холодом открытые участки кожи.
В этот мгновение, он словно улетал в своем сознании от суровой и трагической реальности. Только здесь он становился не летчиком, а вольной птицей, которая подчиняла своей воли не только воздушные потоки, но и весь этот пронизанный механикой перкалевый фюзеляж.
Земля уходила все дальше и дальше. Взглянув на уменьшающиеся дома, деревья, машины, людей Валерка все сильнее тянул на себя ручку штурвала, в набор высоты.
В эти мгновения, когда он оказывался один на один с небом, Валерка забывал все. Неприятности, оставались там, далеко на земле, а здесь он чувствовал себя недосягаемым и торжественно чистым от шлака бытовой рутины. Чувство свободного полета, чувство независимости, спускались на него с небес какойто восхитительной неземной благодатью.