Температуры у тебя нет, сообщила я ей. Может быть, ты просто устала?
Может, и так, покорно согласилась моя старшая сестра.
Весь вечер я кружилась вокруг нее. Она попросила попить я сделала чай с малиновым вареньем, чудом уцелевшим до мая. Она спросила, нет ли чего поесть. И я побежала варить картошку. Она поела и сказала, что грустно лежать одной и я устроилась на тахте у нее в ногах. Моя сестра болела, но странное дело! я поймала себя на мысли, что была абсолютно счастлива: ведь сейчас, на этой тахте, Анька принадлежала только мне, а не какому-то клубному молодцу. Она была моей, и я никому ее не собиралась уступать.
Аня провалялась так целую неделю. Температуры у нее не было, но непонятная слабость и тошнота не позволяли ей выходить из дома. Впервые за долгое время она пропускала репетиции своего любимого хора. Иван пришел лишь однажды, когда Аня только что заснула. И я ликовала в душе, что у меня есть повод не допустить этого дон жуана к сестре.
Она спит, сказала я, не приглашая войти.
Ну что же, передай, что весь хор ее ждет.
Ах, вы по делу или только потому что хор ее ждет? съязвила я.
Я, как руководитель хора, предпочел бы, чтобы она была здорова.
Ну и что же это, думала я, да разве же это любовь? Как руководитель Предпочел бы Тьфу!
Я передам ей в точности то, что вы сказали, ответила я и закрыла дверь перед его носом.
Прислушиваясь к звукам удаляющихся шагов, я опустила руку в карман. Письмо все еще было там. Я не могла показать его сестре, пока она болела. А мне очень хотелось покончить с этой историей, и, наконец, спасти Аньку. Я колебалась. Думалось, что температуры у нее нет, а значит, нет и риска и можно было бы открыть тайну ее любимого Ивана. Но что-то сдерживало меня. Не могла я объяснить, что именно. Я чувствовала или боялась, что тот мир, который я наблюдала в дырку в заборе, больше, чем я могу себе представить. Непостижимее, что ли. Я не знала, насколько важен этот мир для сестры А значит, не могла оценить масштаба трагедии, которую принесет ей это письмо. Нет, надо подождать, пока она поправится.
Иван больше не приходил, а Аня и не спрашивала о нем. Может быть, и не любит она его? Только на это я надеялась, только на это. Каждый вечер я нащупывала письмо в кармане и думала: «Завтра! Я открою ей эту тайну завтра». При всем том, прошла неделя, а конверт так и оставался спрятанным. Так и оставался моей тайной.
Прекрасным июньским субботним утром Анюта проснулась совершенно другой. Щеки ее порозовели, и почти зеленая ранее кожа приобрела свой обычный цвет. Она потянулась за гребнем, валявшемся на табуретке рядом, и произнесла:
Кажется, мне уже лучше.
Я это вижу по тебе, подтвердила я.
Она расплела свою светло-желтую косу и начала расчесывать волосы снизу слева, справа, затем выше с обеих сторон.
Хочешь, я тебя расчешу? спросила я.
Нет, я хочу сама, таинственно улыбнулась она.
В этот момент мне показалось, что она будто похорошела даже по сравнению с тем, какой была до болезни. Но я ухмыльнулась: наверное, я так хотела, чтобы она выздоровела, что Аня кажется мне в десять раз прекраснее, чем прежде. Нет, не в десять, а в сто. В сто раз краше!
Тут-то я и вспомнила про письмо от «лапочки-Светы»:
Ань, я тебе должна кое в чем признаться, начала я так долго откладываемый разговор.
Да ладно, не переживай, спокойно ответила она.
Ты что, знаешь, о чем я хочу рассказать?
Конечно, а ты как думала? улыбнулась она.
Ну, это Я как-то не думала, что Ты же ничего не знала. Этот Иван
Даш, да я не спала в тот момент, я все слышала.
В какой момент? О чем ты говоришь?
Ну, когда Иван приходил! сказала она. И ты его не пустила в дом.
А-а-а, я вздохнула.
Ничего ей не было известно, ничегошеньки. Почему я так легко поддалась на провокацию? Анька, конечно, самодовольно думает, что давно изучила меня наизусть и может угадывать мои мысли. А вот нет, на этот раз это не так.
Извини, что я не стала тебя будить, продолжила я, но я не о том
Слушай, у меня тоже есть, что тебе сказать, произнесла она, глядя куда-то в сторону.
Ну, что тут поделаешь! Вместо того чтобы продолжать рассказ про то, как я прочитала чужое письмо, и вытащить уже порядком смявшийся конверт из кармана, я осталась в ожидании. Все-таки она была ведущей в нашем союзе. Она была старшей сестрой, а не я.