С тех пор прошло почти три десятка лет. Многое изменилось. Тысячи людей пришли в храмы. Но слова о. Александра Шмемана о том, что «христианство, лишенное проповеди, перестает быть христианством» и сегодня по-прежнему актуальны.
Не это ли мы видим, когда в книжном магазине Библия стоит на одной полке с детективами и глянцевыми журналами? Когда венчание становится модой и только? Когда, крестив детей, молодые родители годами не приходят в храм, а затем отдают их в православную гимназию не для того, чтобы дети возрастали в любви к Богу и ближним, а успешно сдали ЕГЭ и поступили в престижный ВУЗ? Когда на Крещение Господне, отстояв несколько часов в очереди и набрав святой воды, горожане не заходят в храм? Когда в многодневном крестном ходе главным становится «дойти любой ценой»? Когда люди приходят на литургию к самому Причащению, пропустив Евангельское чтение, а священник в воскресный день оставляет прихожан без проповеди? Когда о происходящем в стране и семье, на работе и в личной жизни мы беремся «судить и рядить» не по Евангелию, а по понятиям мiра сего?
Вообще, как давно мы открывали Евангелие, обращались к нему в храме, библиотеке, дома или по Интернету? Редко, а может никогда? Тогда, вслед за о. Александром Шмеманом, уместно спросить не перестало ли наше «христианство без Евангелия» быть христианством?
Конечно, невнимание к Евангелию не только «родом из СССР». Глубокая сосредоточенность прихожан на вопросах культа цвете платков, длине и покрое брюк, количестве святой воды и имен в церковных пометках, величине просфор, составе свечей, километраже крестных ходов, «коллекционировании» святых мест и т. п. все это было известно и раньше. Но «расцвело пышным цветом» в наши дни именно как наследие советского периода, когда культ, как «телега» впереди «лошади», был поставлен впереди проповеди. Десятилетиями в СССР Евангелие было недоступно, а проповедь запрещена. Поэтому надо ли удивляться, что «телега» сама по себе не едет? Храмы открыты, а тысячи людей все также проходят мимо или заходят, чтобы «только поставить свечу», но не изменить свою жизнь.
Сегодня Евангелие доступно как никогда, и Интернет решительно приблизил тот день, когда Благая весть Христова будет проповедана «по всей Вселенной, во свидетельство всем народам, и тогда придет конец» (Мф. 24, 14). Эти слова заставляют трепетать сердце и заставляют задуматься над многими вопросами. В том числе над тем, ЧТО проповедовал Христос и КАК проповедовал Христос?
«Глас вопиющего в пустыне»
Большинству из нас трудно в учении Христа выделить какой-то один, центральный образ, ключевую мысль или главную «новость». Кто-то скажет: «Христос учил добру». Другой поддержит: «Еще Он учил любить, и, подумав, продолжит. Причем не только друзей, но даже врагов». А третий, возможно, процитирует по памяти: «Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48). Но зачем? В чем состоит конечная цель всех этих усилий?
Между тем, по словам протопресвитера Александра Шмемана, «всякий, кто хоть раз в жизни прочел Евангелие или слышал о нем в церкви, знает, что проповедь Христа была, прежде всего, возвещением Царства Божия. Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 4, 17) вот слова, с которыми Он обходил всю Палестину, проповедуя Евангелие Царства, то есть благую весть о нем»83.
Проповедь Христа стала неслыханной новостью и вызовом для древнего мiра, лучшие умы которого, размышляя о «жизни после смерти», так и не смогли преодолеть «притяжения земли»84. Диоген (ок. 412 323 до Р.Х.) и киники призывали вернуться к природе и, отказавшись от неразрешимых вопросов, жить беспечно, как животные. Пиррон (ок. 365 275 до Р.Х.) и скептики проповедовали безразличие к окружающему миру и конформизм по отношению к господствующим обычаям. Эпикур (342 270 до Р.Х.) предлагал ученикам апеллировать к здравому смыслу и находить мудрость в поиске удовольствий, пока человек не умер и атомы, составляющие его тело и душу, не рассеялись бесследно. Зенон (ок. 336 263 до Р.Х.) и стоики учили встречать трудности лицом к лицу и в любой ситуации сохранять невозмутимость и достоинство. Но сколь бы не были просты или, наоборот, замысловаты идеи этих философов, все они рассуждали о земном и желали земного.
Одним из немногих, кто силой мысли попытался преодолеть «притяжение мiра сего», был Платон (427 347 до Р.Х.). В течение сорока лет Платон преподавал в школе на окраине Афин возле рощи, посвященной мифическому герою Академу, отчего его школа получила название «Академия». Как и другие философы, Платон видел ограниченность и несовершенство окружающего мiра вещей, но считал, что он является проекцией совершенного мира идей или «эйдосов», который лежит за пределами чувственного восприятия. Именно там находится вечный дом души, посмертная судьба которой зависит от того, смогла ли она при жизни освободиться от власти тела. Если это удалось, то душа праведника уходит в «божественное, бессмертное, разумное место» и навеки поселяется в мире идей. Но если душа «всегда была в связи с телом, угождала ему и любила его, зачарованная им, его страстями и наслаждениями настолько, что уже ничего не считала истинным, кроме телесного» такая душа, считал Платон, «отяжелев», не может покинуть мiрвещей и, подобно призраку, будет вечно скитаться по нему, не в силах удовлетворить свои страсти и желания.