Как же не было? А что же мы тогда празднуем? И, если в этом овраге никто не дрался, то почему он называется Раздерихинским? И зачем тогда на склоне оврага поставлена часовня Михаила Архангела, в которой наши предки совершали панихиду? О ком и о чем они молились? И, если битвы не было, то в чем тогда смысл праздника Свистуньи? Эти и другие вопросы вернулись к нам с возрожденным праздником.
Летом 2011 г. день города снова прошел под названием Свистуньи, а осенью началась масштабная и долгожданная реконструкция набережной, в связи доля внимания городских властей досталась и Раздерихинскому оврагу. В нем прибрались, заменили на спуске старое асфальтное полотно, вырубили старые деревья, и сразу все вокруг преобразилось, наполнилось воздухом и светом, задышало стариной! Нет сомнений, что следующим летом сюда придут тысячи горожан, чтобы снова встретить День своего города Вятскую Свистунью. Но чем она отзовется в их сердцах? О чем напомнит? Чем в ответ зазвучит душа? В том числе у юных вятчан? Ведь, как известно, «нам не дано предугадать, чем наше слово отзовется?»
Вместе с тем, отклики на рассказ о Раздерихинской битвы приходилось слышать разные. Если народ попроще, как правило, слушал и молчал, то люди образованные удивлялись, как так могло случиться, чтобы русские русских в брани не узнали? Но молчание и недоумение не самый прочный фундамент для главного городского праздника. И вряд ли традиция Вятской Свистуньи могла пережить века, будь она основана только на басне. Тем более, что она характеризует вятчан далеко не с лучшей стороны.
Возможно, одним из первых, еще в 1996 г. попытался ответить на эти вопросы протоиерей Сергий Гомаюнов97 (в те годы преподаватель ВГПУ) в работе «Проблемы методологии местной истории», которая исполнена многих глубоких и верных наблюдений о роли и месте церковного предания в жизни вятчан.98
Движимый стремлением постичь местное сообщество «не только как совокупность отдельных атомов, а как, в первую очередь, единое целое, самоидентифицирующее себя во временном потоке истории», автор предложил сосредоточить усилия на изучении «местной идеи», через которую общество проявляет себя в истории как «коллективный индивид, обладающий соборным личностным началом». Источником для изучения этой идеи, по его мнению, является вятское предание, которое прочитывается в самых разнообразных источниках пословицах и поговорках, древних летописцах и рукописях, главном городском празднике Свистунье, гербе города, градостроительной композиции средневекового Хлынова (Вятки).99 Разделяя эту верную мысль, заметим, что к числу таких источников также относится и название города, которое активно участвует в формировании его образа в сознании горожан.
Найти «совокупную духовную характеристику» вятчан «довольно просто, так как за вятскими издавна закрепилось прозвище «слепороды». Причем, как пишет автор работы, эта слепота
«относится не к внешнему человеку, имеющему какие-то физические недостатки, а к человеку внутреннему, и слепота здесь слепота душевная Слепород, таким образом, на языке предания это человек, отделивший себя в душе от Бога и погрузившийся в мрак распадающегося мира, в котором каждая противостоящая слепороду часть воспринимается не просто как иная, но как враждебная. Слепород в борьбе за жизненное пространство не останавливается ни перед чем, в том числе и перед братоубийством».100
В качестве примера автор книги приводит битву в Раздерихинском овраге, считая, что именно по причине своей душевной слепоты вятчане слепороды не признали в устюжанах соотечественников и собратьев по христианской вере, за что и поплатились гибелью нескольких тысяч своих единоплеменников.
Другой «намек» на слепородство вятчан, по мнению ученого, можно найти в истории основания города Хлынова, в том виде, как она изложена в рукописи П.М.Сорокина «О начале Вятской земли».101 Оказывается, место, на которое чудесным образом с Кикиморской горы были перенесены заготовленные новгородцами бревна, уже было занято вотяками здесь находилась их языческая кумирница. Обнаружив это, новгородцы сожгли и селение вотяков и их святилище, то есть поступили «как типичные слепороды: иной значит враг».102