Приступы стенокардии. Повторные инфаркты. Больницы, больницы, больницы. Жуткие реанимации, в которых лежишь-дрожишь абсолютно голым, вне времени и пространства, без права поговорить с родными
Но По-своему, это было даже счастливое время. Я ездила в больницу почти каждый день, кормила папу, воевала с медсёстрами, брала за грудки врачей А главное по многу часов говорила с папой
А как же КНИГА?!!! НЕ УСПЕЛ!!! НЕ НАЧАЛ ДАЖЕ
Помню
СНЕГ. ДОРОГА ИЗ БОЛЬНИЦЫ СВ. ГЕОРГИЯ
снег идёт так одиноко
чисто бережно далёко
то ли в детстве
то ли вне
снег идёт бинтуя раны
боли страхи и изьяны
где-то глубоко во мне
снега нега и неспешность
снега нежная нездешность
как посылочки от Бога
на ресницы на пальто
тихо падают снежинки
живы!
живы!
живы!
живы!
я хочу
чтобы никто
чтоб не умирал никто
Мне было безумно жаль его Я думала, что он скоро умрёт. Я скрывала это своё знание, как и страшный диагноз я подделала справку Я «наградила» отца всего лишь лимфобластным лейкозом первой стадии, а не четвёртой, терминальной как было на самом деле Но Тогда он не будет торопиться с книгой! Как быть? Как поступить правильно?
Всё-таки он начал работу над книгой. И даже вошёл во вкус. Возвращался к ней после мучительных ходок в больницу. Бросался к компьютеру, как в бой.
12. О счастье
В гостях у Элеоноры Евгеньевны И Владимира Ивановича
«Бросался к компьютеру, как в бой» Да, так это и было.
Потекли счастливые, наполненные осмысленным трудом дни. Разве не счастье услышать по телефону родной лучший в мире! голос:
Да, приезжай. Написал я про Клюева, как ты просила. Зокардис у меня кончается, и конкор. Забеги в аптеку, пожалуйста
Ура! Это тот Клюев, подполковник, о котором я услышала в Белоострове, кого полюбила на всю жизнь
Разве не счастье ехать в метро К ПАПЕ!.. Бежать от метро по улице, потом по лестнице на третий этаж, дважды жать на кнопку звонка его коммуналки! К ПАПЕ!
И вот я в его чудесной уютной комнате, полной музыки, книг, картин, фотографий
Садись, почитай пока. А я чайник поставлю.
Я сажусь у монитора и читаю. О чудесных людях простых и знаменитых. О родных, друзьях детства, фронтовых товарищах. Дон Кихот Мунька Радзыминский. Последний Герой Пётр Бунеев. Отец солдат подполковник Клюев
Моя задача увидеть и исправить опечатки. Обсудить непонятные места. Сказать о своих сомнениях в стилистике.
Вначале книга его суховата, похожа на официальную биографию:
«Я, Соколов Владимир Иванович, родился 8 января 1925 года в Ленинграде. Моими родителями были»
Но постепенно Она начинает дышать дивным воздухом ленинградской весны Арбузной корюшкой Наполняется очарованием деревенского дома, построенного дедом Пронизывается щемящими детскими дружбами и влюблённостями
Болью и гордостью за свою Родину разрывает сердце
Папа всё продумывает, доделывает, исправляет. Нещадно выкидывает кипы уже распечатанных страниц, если они хоть с малейшими огрехами. Мужественно восстанавливает плоды своего труда, безжалостно уничтоженные зависшим компьютером Догадывается, наконец, что всё надо немедленно скидывать на флэшку
Больница дом больница дом
Госпитализации были внезапные, частые и длительные. Месяца по полтора раза четыре в год. То с неукротимыми носовыми кровотечениями, то с инфарктами. Я навещала папу в отделениях кардиологии почти каждый день, привозя разные угощения. И утешения в виде просмотра DVD с концертом Елены Камбуровой Чтения книги про Алберта Швейцера
Мы беседовали обо всём на свете. Папа делился со мной добродушными и остроумными наблюдениями за врачами, студентами, ординаторами. Рассказывал про ласкового «индийского принца», который заботился о пациентах реанимации с необыкновенной, прямо-таки сыновней добротой. Там, где страшно, холодно, одиноко и тоскливо, это было особенно важно. Родственников туда не пускали
Наконец, папу выписывали домой ослабевшего после обострения болезни и неизменных госпитальных бронхитов-энтеритов. Примерно с неделю он набирался сил в родных стенах, и его снова тянуло к работе.