Марк, ты многого не знаешь. Многого! Тут такая заваруха вокруг этого дела. Бунт же был! Народ обезумел от цыганского беспредела. Приказано с самого верха «топить» цыган по полной программе! К нам каждый день поступают десятки звонков от «трудящихся» города узнать, не спускаем ли мы дело на тормозах. Народ, Марик, крови хочет! Цыганской крови!
Я понимаю. Но ведь ты же юрист. Ты-то, Вова, хоть сам понимаешь, что Мария сидеть не должна?
Я понимаю, но этого мало. Дело на контроле в прокуратуре республики. Я о нём докладываю прокурору области каждый день. А ты понимаешь, каким будет суд?! Телевидение, пресса! Да они тебя живьём сожрут вместе с твоей Марией!
Ну, телевидения и прессы Марк как раз и не опасался. Ему уже не раз приходилось в ходе судебного процесса менять общественное мнение. Но тут случай особый.
Город пережил абсолютно новое для того времени явление настоящий бунт горожан против цыган. Фактически поддержанный властями.
«А ведь он прав. После того как западные голоса смешали с грязью, а украинская власть уже получила разнос из Кремля, конечно же, и прокуратура, и суд будут под таким давлением, что шансов на победу у меня раз два и обчёлся, с горечью подумал Марк, и даже Верховный суд Украины мне не поможет. Он против воли Москвы уж точно не пойдёт».
Послушай, Вова, но ты ж нормальный парень. Мы же с тобой четыре года были одна команда. Мария старая больная женщина. И мы-то с тобой знаем, что она невиновна! Ну что, мы допустим, чтоб её посадили? Да ещё и на семь лет?
Мудко встал из-за стола, подошёл к двери кабинета, открыл её и выглянул в коридор. Затем плотно прикрыл дверь, придвинул свой стул поближе и полушёпотом произнёс:
Слушай, старик, Люба, клиентка твоя, предлагала мне кое-что, и он продемонстрировал характерный жест, потерев несколько раз большой и указательный пальцы правой руки друг о друга. Ну, я, конечно, её послал. Сам понимаешь, как цыганам доверять можно. Да и вообще
Взятку? таким же полушёпотом спросил Марк.
Ну
Идиотка! Правильно, что погнал её. Нам ещё этого не хватало.
И я так думаю, кивнул Володя.
Они ещё немного поболтали, Марк оставил свой адвокатский ордер, и, договорившись созвониться и встретиться семьями, они по-дружески расстались.
Вторая встреча
Прошло дней десять, и в юридической консультации Марка снова появилась Люба Михайчак.
Она долго рассказывала, как ещё неделю назад в Киеве попала на приём к Соловьёву, второму секретарю ЦК КПУ, вручила ему жалобу и попросила помочь, хотя нисколько не надеется на эту помощь.
Марк Захарович, я очень боюсь за маму. Боюсь за её здоровье. Она и дома-то болела часто. И она не выдержит в тюрьме. Ну попробуйте хоть что-то сделать. Если надо деньги, вы только скажите. Мы соберём.
Люба, ты мне эти разговоры брось. Во-первых, ни я, ни следователь на это не пойдём. А во-вторых, деньги тут бесполезны. После бунта в Херсоне дело на контроле у прокурора области. Ты понимаешь, что это такое?!
Я не понимаю, но неважно. Если ничего не делать, то мама до суда не дотянет и защищать вам будет некого. Пожалуйста, ну придумайте что-нибудь! умоляюще сложив руки, Люба поедала Марка своими огромными тёмно-карими глазами.
Этот взгляд привораживал, втягивал в себя, и Марк невольно подумал о гипнозе, которым многие цыганки владели в совершенстве, успевая за пятиминутный разговор раздеть любого прохожего до нитки.
Хорошо, Люба. Принеси мне оригиналы справок о болезни матери, копии которых мы прикладывали к жалобе в ЦК. Съезжу в Херсон ещё раз. Заявлю ходатайство об изменении ей меры пресечения на подписку о невыезде в связи с плохим состоянием здоровья. Враз просветлевшая Люба исчезла. А назавтра притащила Марку целый ворох справок из больниц и поликлиник, подтверждающих многочисленные болезни её матери.
Предварительно созвонившись с Володей, Марк через несколько дней снова встретился с ним в том же кабинете.
Первое, что он заметил, это совершенно убитое настроение своего друга. Коротко пожав Марку руку, он молча указал на стул напротив. Марк присел.
Ты чё такой кислый? С женой поругался? будто не замечая сухости приёма, попытался шутить Марк. Если да, то ты ж помнишь: «День поссорит ночь помирит».
Володя молча смотрел мимо него в окно.
Слушай, я со своей никогда не ругаюсь, решив, что попал в тему, продолжал Марк, потому что всё равно будет так, как я молчу