Что машина? Человека Бог создал, и то он постоянно ломается, сбоит, дребезжит и из строя выходит, что ты хочешь от железа? зная, что этим Поручика только подзадорит и тем самым по проверенной стройотрядовской комиссарской привычке «инициировать человека» подтвердит его авторитет в технических вопросах.
Комиссар Скурихин стал Капитаном ещё лет десять назад, когда футбольная команда ядерного отдела выиграла институтский кубок, хотя в футбол, сказать по правде, он играл ну, не лучше остальных. Просто за ним чувствовалась сила. И он был свой, ядерная кость. Чужого бы не призвали. Вообще, это из серии сказок, в которые не верят даже дети, чтобы в капитаны призвали чужого. Ни-когда. Только своего. Бедный Рюрик! Дети не верят, а целую страну взрослых дядей заставили. Народ, как правило, сам никогда не призовёт и не выберет чужого, потому что ему присущ сильнейший инстинкт свойства, который, собственно, и делает его народом. Правда, есть из этого правила три исключения, одно хуже другого: народ не спросили, народ одурачили и народ не имеет этого инстинкта, т.е. он уже не народ. В прежние времена работал случай первый, в нынешние демократические второй, и, так дело пойдёт, не за горами третий.
Но в маленьких командах, до которых никому нет дела, капитан всегда свой.
Капитан окончил МЭИ по специальности «Атомные станции и установки», но главным его институтским опытом было стройотрядовское комиссарство. Он восемь раз ездил в отряды дважды уже после института, сначала в свой отпуск, который у атомщиков достаточно велик, а потом и вовсе по вызову из МГК ВЛКСМ и инерция этой увлекательной игры в строителя страны была столь мощна, что и в НИИП он влетел, как на стройплощадку Саянки, сразу присматриваясь, где тут носилки потяжелее. Из комиссара стал Капитаном, с привычными функциями организации вокруг себя активного и справедливого человеческого пространства.
У Бога забот слишком много, конечно, Поручик подзадорился и теперь рассуждал с лёгкой менторской ноткой, протирая при этом тряпкой масляный щуп, ему и за человеком, а их пять миллиардов уже, и за какой-нибудь ящерицей рогатой следить надо, простительно и не поспеть, а у тебя-то всего одна машина, одна, и всё под рукой вот тебе карбюратор, вот тебе движок, вот тебе коробка, два десятка гаек и пять шлангов чему ломаться? Ты, Шура, с этим железом подружись один раз, потому что они железом только прикидываются, это такие маленькие человечки, с которыми надо водиться, будешь с ними водиться и они будут с тобой водиться, тогда любая машина вечная. А так и до Дединова сто тридцать километров за тысячу покажутся Масло! Посмотри, какой низкий уровень он покачал головой.
Низкий, с рассеянной улыбкой согласился Капитан нехитрый приём в очередной раз сработал, главное, что оно есть, мыслями он сильно впереди всех машин летел туда, на окскую косу, хотя было заметно что-то полёт этот если и не тормозило, то омрачало.
Нет, Шура, главное, чтобы оно было в норме, Поручик зря не говорил его «копейка» была старше капитанского запора, но и выглядела новее и работала, как часы. Поручиком он, конечно, не был, но в одной из «Космониад» у Семёна пелось: «А у дворца иль показалось мне пронзая взглядом всех красавиц света, сидит поручик Волков на коне, усами поправляя эполеты». Вот и стал Серёга Поручиком. К тому же он был всегда достойно спокоен, как и подобает настоящему мастеровому человеку, но женщинам, конечно, в этом виделось достоинство другого рода, и поэтому они его любили сильнее, чем он их (он их тоже очень любил, но они сильнее), и всё это здорово работало на образ бравого ловеласа-поручика из народного эпоса. Но больше, чем ловеласом он всё же был технарём. Железки свои он одушевлял, любую гайку, мгновенно представляя в её генезисе от шахтёрского отбойника, отколовшего кусок руды в душном забое, до гаечного ключа слесаря, закрепившего её в агрегате. Гайка за это ему открывалась, сочувствовала и слушалась. И сейчас пытался передать свой опыт металлообщения Капитану:
Ты её не молотком, ты её сначала обхвати
Пассатижами? Капитан был уже «где-то».
Да что с тобой сегодня? Ведь едем! Поручик знал, с каким рвением Капитан собирался в этот колхозный заезд, и теперешняя его рассеянность смущала. Внешне, как и все в команде, Поручик вроде бы и не придавал значения фантастическому капитанскому ожиданию, но в глубине души и сам надеялся на так лелеемое и приближаемое Капитаном чудо, тем более, что основания на такие надежды были и у него, как, впрочем, и у каждого из команды не в такой уж и глубине жила эта надежда