Зимой я увидел, как мать дралась с тётей Зиной Ивановой, женой дяди Ильи, а так же с тётей Тасей и тётей Соней. Дядя Илья стоял спиной к воротам своего двора, поддёргивал локтями штаны это движение у него было привычкой и тонко кричал:
Валя, прекрати, что ты творишь?! Я вызову милицию!
А мать, как каратистка, широко расставив ноги, с прямой спиной вонзала ногти сверху вниз в головы соседок, рвала их волосы. И когда соседки разбежались, она оживлённая и радостная, грозила им кулаком и кричала:
Я вам отмешшу!
Потом тётя Зина долго собирала волосы на снегу и кричала, что «посадит» нашу мать.
На следующий день к нам пришли два милиционера и капитан Сивоха, мягкий, очень вежливый, но строгий мужчина.
Брат убежал из дома как обычно рано утром. А меня и Матвея мать выставила во двор после бегства брата, закрыла входную дверь на большой крючок и забралась с Людкой под кровать. Там она и находилась с утра и до вечера.
Сивоха вежливо постучал сгибом указательного пальца по двери.
Гражданка Гудковская, откройте.
Матвей, дрожа руками, схватил пилу и указал мне на бревно, что лежало на козлах. И мы начали пилить бревно. Из холодной комнаты вышел Сивоха, долго смотрел на нас, потом приказал Матвею стучать в дверь. Матвей постучал кулаком, крикнул:
Валя, открой!
Милиционеры стучали пальцами в окна, ходили по двору, курили папиросы. А вечером ушли. Милиция пощадила нашу мать из-за нас, троих детей. А мать ничего не поняла. В тот же вечер, торжествующе смеясь, она грозила кулаком божьей Матери и Сыну и кричала:
Я вам отмешшу!
Когда мать «лаялась», то вся наша улица заполнялась людьми. Они стояли и смотрели на мать. Матвей, сильно горбатясь, убегал зимой и летом по огороду под берег реки и уходил в лес или в центр села. А брат появлялся в нашем доме только ночью, а рано утром исчезал.
А мать воевала каждый день!
Весной ей дали пять суток ареста.
Она вернулась домой весёлая и энергичная. Погрозила кулаком Божьей Матери.
Я вам отмешшу!
Ей дали десять суток И она работала на стройке. В рабочий день приходила домой, притихшая. Но едва закончился срок наказания, мать вновь погрозила иконе кулаком.
Я вам отмешшу
Летом она получила пятнадцать суток. Вернулась домой и вновь погрозила иконе.
Я вам отмешу!
Я мечтал о смерти. Я стонал, когда утром просыпался, и понимал, что я живой. И брат, просыпаясь, говорил: «Хоть бы не проснуться».
Тётя Нюра сказала матери:
Валька, будь осторожней. На «зону» попадёшь.
Да плевать я хотела!
Красногорские женщины тоже ей говорили, что она попадёт в тюрьму. А мать сильно стучала кулаком в свою грудь и со стоном кричала:
Да как вы не можете понять, что они не стоят меня! Не могу я унижаться перед ними!
Пожалей детей
Да пускай они все подохнут на хер! Не нужны они мне!
И мать каждый день «лаялась» по многу часов на улице и нападала с дракой на баб. И они вновь собирали волосы и уходили в милицию.
В начале декабря 1957 года наша мать начала прятаться в лесу. Весь день находилась там. Я приходил к ней в лес. Она сидела на корточках на опушке леса, высматривала дорогу и переулок. А дома у нас с утра до вечера сидели милиционеры, курили папиросы, плевали на пол и смотрели в окно.
Я ждал мать на улице. Она поздно вечером возвращалась домой. Матвей из-за печки тихо говорил:
Валька, отступись от них.
Я им отмешшу!
Посодют тебя.
Ничего мне не будет, задорно отвечала мать.
И рано утром она убегала в лес.
Поздно вечером я гонял палкой по улице ледышку, ждал мать. А перед нашим домиком прохаживался милиционер в гражданской одежде. Из сумрачной улицы вышла наша мать. Она шла очень быстро. Милиционер метнулся к ней и показал свою книжку. И мать, не сбавляя быстроту шагов, прошла мимо домика, опустив низко голову. Меня она, конечно, не заметила. Мать шла настолько быстро, что милиционер бежал за ней по улице.
Когда я сказал Матвею и Кольке, что нашу мать арестовал «мильтон», они приняли мои слова равнодушно, потому что не любили её. И она им давно надоела своими криками и драками. А я был в ужасе.
Ну, теперь всё, сказала тётя Нюра. Пойдёт на «зону».
Глава 4
Во время войны баб, тётя Тася переманила на свою сторону тётю Лизу, которая была давней подругой нашей матери, переманила едой. И вся семья тёти Лизы, кроме Чехоната, ходила кушать к нашей соседке. Тётя Лиза, идя по тротуару, улыбалась мне, как могла улыбаться хорошая мама своему сыну. А Сашка кричал что-то оскорбительное мне и моей матери. Ему было тогда десять лет.