Распространение римского влияния почти на всю Ойкумену поставило задачу осмысления ее как единого целого, что было невозможно без создания соответствующего прошлого. Эта проблема встала уже перед Полибием. Он считал, что для понимания отдельных частей, эпизодов истории необходимо понять ее как целое, однако задача создания всеобщей истории еще не ставилась. Смысл истории Полибий увидел в естественных циклах, в которых общество и государство по аналогии с человеком рождается, взрослеет и умирает42, а это дает ключ к пониманию настоящего состояния общества и предоставляет некоторые прогностические возможности.
Светоний Гай Транквилл считал, что характер исторической эпохи определяется характером правящего императора, и, руководствуясь этой идеей, создал довольно убедительный для своего времени образ прошлого в своем «Жизнеописании двенадцати цезарей»43.
Таким образом, происходило наделение истории новыми функциями, которые будучи однажды созданы, могли быть восприняты и использованы следующими поколениями историков. Убедительность картины прошлого достигалась с помощью применения модных в тот период идей, например, идеи фортуны, которая была заимствована из восточных астрологических учений, а также увлекательного изложения, когда драма истории приближалась к драме сценической.
В рамках каждого мировоззрения образ прошлого играет особую и, что важно, подчиненную роль. В мифологической истории прошлое часть мифа. В античной греческой цивилизации впервые создается новый вид конструирования прошлого, вышедшего из-под влияния мифа. Прошлое рассматривается как независимое от людей и почти независимое от богов, хотя некоторое их влияние все же прослеживается, но не столько на прошлое как объект исследования, сколько на реальность как таковую.
Прошлое с позиций христианского мировоззрения
Победа христианского мировоззрения коренным образом изменила картину мира, и прошлое в ней играло уже иную, нежели в античности, роль.
Способ создания прошлого в рамках христианской концепции был сформирован в работах святого Иеронима, Павла Орозия и Аврелия Августина.
Христианские теологи, создавшие новую историю, из прошлой античной историографии заимствовали многие факты, которые могли быть совместимы с христианским мировоззрением, отбросив при этом основополагающие принципы античного способа создания истории. Интерпретация событий прошлого и настоящего ориентировалась теперь на Священное Писание и волю Бога, определявшего историю людей. Как пишет Ф. Арьес: «События и их последствия интересны не столько сами по себе, сколько в качестве мистических знаков, в силу того морального назначения, которое им отведено в Божественном плане»44. Единый для всех Бог создал Вселенную и человека, предопределив тем самым единство истории.
Объект и метод христианской истории
Хотя в христианстве прошлое и противостоит человеческому сознанию, как независимый объект, тем не менее, понять его можно, не столько изучая прошедшие события, сколько изучая Священное Писание, поскольку движущей силой, производящей изменения в истории людей, является Бог. Христианская идея повлияла и на само понятие «истории», которое теперь стало трактоваться как бытие человечества во времени. Как считает И. М. Савельева «предмет христианской историографии действия людей и трансцендентных субъектов (и, естественно, результаты этих действий) в их соотнесенности с общим Божественным планом в отношении человечества»45.
Основные вехи человеческой истории как прошлой, так и будущей были предзаданы до начала времен, поэтому христианский историк не столько изучает противостоящий ему объект, как это происходит в науке, сколько понимает волю и планы Бога и на их основе интерпретирует некоторые события профанной истории.
Прошлое, зафиксированное в Священном Писании, неизменно, поэтому историк над ним не властен. Только при рассмотрении профанной истории ее создатель обладает некоторой свободой построения прошлого. М. Барг так пишет об историзме46 св. Августина: «На уровне эмпирического рассмотрения истории Августин видит причинные связи. На уровне провиденциального видения ее он объясняет все происходящее в ней телеологически, т. е. конечной целью Так или иначе, об истории как продуктивном развитии человеком воли собственной, а не одной лишь воли всевышнего у Августина нет и речи»47.