Тьфу ты, черт, собирая осколки, прошептала он.
Ты мне вот скажи, зачем ты его купила? пользуясь моментом, спросила бабушка.
Мам, весь мир в кредит живет, что ты проблему сделала из-за телефона? выкинув осколки кружки, ответила Лена. Нужная покупка для студента.
Я же не вечная, как на свою зарплату двух сыновей тянуть будешь?
Покупка в рассрочку почти без процентов, ну что ты взъелась? она раздраженно посмотрела на мать. Ну а как без телефона в столице?
Не отталкивай Сашку, он твоя кровинушка, твое продолжение, пристально смотря в глаза дочери, ответила Мария Павловна. Ему род твой продолжать предрешено да грехи искупать. Не улыбайся, я никогда не ошибаюсь, истину говорю так и будет.
Хватит с меня это бреда, надоело! резко оборвала её дочь. Предрешено! Да откуда ты можешь знать, что предрешено? Вещунья она! Ты себе помочь не можешь, мучаешься от диабета, исхудала вся, а мне указываешь, как жить. Всё, надоело, уеду! Отработаю две недели и уеду с Тимуром в город, буду личную жизнь налаживать, в укор твоим предсказаниям. Из принципа выйду замуж, за первого встречного!
А Мария Павловна неспешно расставляла посуду.
Поезжай, скупо ответила она. Держать не буду.
На роду мне написано быть одной, ради сыновей жить! не успокаивалась Лена. Так я ради них и хочу найти мужика, чтобы не силиться, а жить нормально!
Ты не кричи, осекла её мать. Надумала ехать езжай, что воздух сотрясать, будто от этого время ускорится.
Играя скулами и щурясь от злости, Елена Сергеевна, не желая продолжать спор, добавила напор воды и продолжила мыть посуду. Сказанное в сердцах крутилось в голове, словно навязчивая мелодия, и неважно было, куда бежать, главное, подальше от дома. Домыв посуду, Лена ушла в свою комнату, а баба Маня в свою. Зная характер дочери, сомнений не было, что та сделает задуманное, впрочем, Мария Павловна больше боялась за младшего внука, тяжело ему будет без материнской поддержки. Отпустить с матерью нельзя: как сорняк, будет сам по себе расти. Оставить дома точно пойдет в автодорожники. И вот как донести до дочери, что за ним нужен присмотр, когда она слушать ничего не хочет про предначертанный жизненный путь, потому что сама творец. Что ей житейская мудрость и опыт? маразм больной старухи. Она глашатай поколения, которому не нужно завтра, которое хочет сейчас.
Впрочем, на том и порешили, отгуляв новогодние праздники. Елена Сергеевна с сыном уехала в столицу. Жилье нашли сразу. Даже повезло: полкилометра ходьбы до училища, тихий спальный район и не дорого. Дав объявление о репетиторстве, Елена Сергеевна не сразу, но набрала учеников. Череда будней и выходных разбавилась редкими поездками в Чиров. И время понеслось привычным ходом.
Весной, когда до окончания школы оставалось сдать экзамены, Сашку с трудом допустили до аттестации, но его это не беспокоило. Тайком взяв паспорт, он по рекомендации Артура отправился к Михалычу. Хороший мужик оказался, понимающий жизнь, поэтому при виде юного рыжеволосого паренька сначала хотел отказать мол, иди учись, за жизнь ещё наработаешься, но Сашка стоял на своем мать уехала, бабушка больна, а деньги нужны. Пожалев Летова, он взял обещание, что через год тот поступит в колледж, а пока определил его в бригаду Красина. Санек сразу понравился бригадиру: не отлынивал от работы, впитывал, как губка, все, что говорят, и главное не отбивался от коллектива. Однако не все было так гладко, и если с личными качествами проблем не было, то вот с травматизмом во время работы просто беда.
Болит? спросил бригадир, рассматривая ногу Александра. Малой, третий раз за месяц, вот ума не приложу, как смола затекла тебе в сапог?
Не прогрел как надо, оправдывался Летов. Сгусток сварился, Артур наклонил, и хлюпнуло не по желобку. Наверно, зря робу заправил в сапоги.
Твою мать, Летов! наморщил лоб Михалыч. Робу он заправил Тебя кто этому научил? Бегом в медчасть, пусть медик осмотрит.
Понял, рапортовал он и тут же стал переодеваться.
Конечно, бабушка узнала про работу автодорожником, она в первый день поняла, что внук устроился в бригаду к Михалычу. И тут не надо быть вещуньей стойкий запах гудрона от одежды говорил сам за себя. Поэтому вечером, когда внук в очередной раз, прихрамывая, вернулся с работы, она без упреков полезла в сервант за скверно пахнущей пастой от ожогов, словно зная, что этого не миновать. Рана оказалась не глубокой, но большой; наложив пасту, бабушка с улыбкой взъерошила копну рыжих волос и заботливо сказала: «Ничего, к утру заживет». Зуд прошел тут же, а к утру волдырь стал мозолью. И несмотря на это, Михалыч перед сменой все-таки заставил взять допуск в медпункте.