Представляешь, а я привыкла, удивленно сообщила Николаю Мезенцева и понюхала рукав своей куртки. Серьезно. Вот чего Вика жалом водила и от меня шарахалась!
В результате после водных процедур только пару часов ребятам и удалось покемарить на старых кожаных диванах, которые стояли в небольшой комнатушке, известной среди сотрудников отдела под кодовым названием «спальня», и помнящих те времена, когда Россией правил царь-батюшка, причем, скорее всего, даже не тот, которого большевики в Ипатьевском доме порешили.
До вечера они успели сгонять на Мещанскую, где провели воспитательную беседу с начинающим подъездным, взявшим моду подглядывать в ванной за молодыми и фигуристыми гражданками, проживающими в вверенном ему доме, после по приказу Ровнина заскочили в ОВД, на территории которого находилась вышеупомянутая свалка, и подписали бумаги, по которым значилось, что это именно они обнаружили тела двух неустановленных граждан, одного с ножевыми ранениями, приведшими к его гибели, второго с огнестрельными. От ножевых, как выяснилось, скончался Георгий. Причем они действительно на теле имелись, и орудие, которыми их пострадавшему нанесло неустановленное лицо, уже лежало в вещдоках. Ну вот не хотел Олег Георгиевич тратить время на служебное расследование, которое являлось неминуемым в том случае, если Нифонтов и Мезенцева напишут рапорт о применении табельного оружия, как того требовал закон. Опять же, по процедуре их обоих должны были от дел отстранить, а работать и так некому. Каким образом он этого добился, на какие рычаги нажимал неизвестно, но результат был нагляден. Нет больше огнестрельных ранений. Не стрелял в Георгия никто.
Короче, хорошо так помотались ребята по городу, в результате вернулись в отдел не к шести, а почти к семи часам вечера, когда солнце уже почти село за крыши домов.
Устала, как собака, простонала Женька, вылезая из микроавтобуса. И если я сейчас чего-нибудь не съем, то незамедлительно сдохну.
Валяй, бодро предложила тетя Паша, невесть откуда появившаяся рядом с сотрудниками. Не было ее только что, и тут раз вот она появилась. Помирай.
Вы такая добрая сегодня, что прямо пипец, чуть ошарашенно пробормотала Мезенцева. Сначала Вальку приласкали, теперь меня. Какая собака вас укусила? Или у вас этот Как его Осенний сплин?
Никто меня не кусал. Это вы с Валентиной слишком много о себе понимаете. Ну и еще не умеете отвечать за свои слова. Ты сказала, если сейчас не поем, то помру. В данный момент о еде можешь забыть, потому что прямо сейчас мы отбываем к Фоме Фомичу в гости. Так что либо бери слова назад, либо помирай.
Беру слова назад, вздохнула Мезенцева. А может, завернем по дороге в какой-нибудь магазин, а? Купим сэндвичей или чего-то в этом роде? Я угощаю.
Некогда. Тетя Паша ткнула пальцем в стремительно темнеющее небо. Мы и так опаздываем. Я хотела появиться там до заката, это лучшее время из всех возможных, но вы, мои юные друзья, совершенно не знаете цены правильности момента в частности и времени в целом. Плюс теперь мы все пробки соберем, поскольку ехать нам на другой конец города.
А куда именно? уточнил Николай, снова пристраивая свой смартфон в держатель, прилепленный к лобовому стеклу. Какой адрес задавать?
Битцевский лесопарк, ответила старушка, ловко забираясь в микроавтобус. А на месте сориентирую, с какой стороны подъезжать к нему следует. Понятно, что с конца шестидесятых там все изменилось, но, думаю, не заплутаю. В старые времена я там часто бывала. В каком-то смысле это была наша территория. Отчасти, разумеется, но тем не менее.
В каком же смысле «наша»? Женька уселась рядом с ней. Отдельская?
Место отдела тут, и более нигде, немного жестко ответила ей старушка. От веку и до веку. Пока стоит Сухаревка, пока лежит в этой земле хоть один кирпич из основания «брюсовой» башни, быть нам здесь, ясно? Это наш дом. Судьба наша. Умирать каждый в том месте станет, которое ему судьба определит, это верно, но все одно напоследок хоть на миг сюда вернется, чтобы попрощаться с домом своим и семьей. Так было, и так будет.
Никто и никогда, понимающе кивнул Николай и повернул ключ в замке зажигания. Это мы в курсе. А вот насчет Битцевского парка я с Женькой соглашусь. В смысле, тоже не понял, что вы в виду имеете. Почему «наш»-то?
Оказалось, что в двадцатые-тридцатые годы находился там некий санаторий, принадлежавший Центральной комиссии по улучшению быта ученых. Нет, все было так, как значилось на бумаге, то есть там и ученые имелись, причем самые настоящие, уставшие от трудов праведных, мыслительных, и массовики-затейники с баянами наперевес, столовая, в которой сметану в стаканах на завтрак официантки в фартучках и наколочках труженикам от науки подавали. Вот только почти все эти умники трудились не где-то там, а в бехтеревском институте изучения мозга. Очень непростом институте, в который не то что с улицы попасть никто не мог, но и даже по рекомендации, если та была недостаточно весома. Впрочем, оно ни разу не странно, ведь работу данного заведения курировал непосредственно Глеб Бокий, человек крайне непростой, возглавлявший 9-й отдел ГУГБ НКВД, о работе которого и сегодня мало чего известно, и знающий очень, очень многое о той стороне жизни, в которую обычным людям хода нет. В основном в прессе циркулируют сплетни про торт с ядом, которым Крупскую отравили, и прочие утки подобного толка, но все это так, мишура. А чем на самом деле занимались Бокий и его люди, не знает никто, кроме небольшого количества лиц, имеющих доступ к закрытым архивам.