Мы своротили в бездну век.
И в новое тысячелетье
Мы не идём. Нас гонят. Плетью.
Какие нынче времена?
Не понимаю ни хрена
Что я и дока Пастернак
Сообразить не мог никак,
О принадлежности плетей
Выспрашивая у детей
Какие нынче времена?
Не понимаю ни хрена
Хотя чего тут понимать
Начать сначала: Горький. Мать.
Трухлявые
Бывает, отыщешь в лесу боровик
Всего два вершка а завял и поник,
Изъеден улиткой, червями изрыт
И ржавою плесенью сбоку покрыт.
Бывает и хуже вся стать жениха:
Высок и красив а коснёшься труха.
И грустно бывает меж ёлок гулять,
Грибов полный лес, только нечего взять.
Присядешь в раздумье на старый пенёк
И смотришь, как вьётся от «примки» дымок
Не так ли теперь из отдельных квартир
Трухлявые люди заполнили мир?
Без войн и вселенских напастей чуть живы,
Снаружи красивы, а в сути червивы,
И ножка чтоб прямо! их держит не очень,
В душе и под шляпой узор червоточин.
Как слизь, друг на друга сливают вину
За то, что никто не идёт на войну.
А звали (вы ж помните сказку?): «Белянки!»
«Нет, мы не пойдём, мы ж былые дворянки».
«А ну-ка, волною накатим, волнушки!»
«Нам некогда, мы же играем в игрушки».
«Тогда выходите за правду опёнки!»
«Нет, наши души для войн слишком тонки!»
«Маслята! Хватай пулемётные ленты!»
«Нет, мы либералы и иноагенты!»
«А вы, сыроежки, лисички, обабки!»
«Да мы бы пошли, только если за бабки».
«Эй, рыжики, встаньте хоть вы под ружьё!»
«Не для того мы копили рыжьё!»
Вот были бы грузди, они бы сразились,
Да в этом году как-то не уродились
Давно не случалось подобной подлянки
Хохочут из ведьмина круга поганки,
И осмелевшие вмиг мухоморы
Знай, сеют вокруг ядовитые споры
Изломанным лекалом
Изломанным лекалом
Расхристанной культуры
Всё сопрягаем с алым
Щербато-чёрно-бурый.
Нужны ещё века нам
Такое наказанье!
Чтоб пить одним стаканом
Бордо и мукузани*.
Какой бы не был стимул
Для общего здоровья,
Но ведь несовместимы
Бывают группы крови.
Ни хороши, ни плохи,
Ни правы и ни левы
Собачьи перебрёхи
И птичьи перепевы
На два потока праны
Один запорный вентиль.
Но разные поляны
На мёбиусной ленте,
Вот этим только б «якать»,
Едины те до спазма.
Ведь крест по сути якорь,
Звезда по сути плазма.
Одним мошны и чина,
Другим вина и хлеба.
Что якорем в пучину?
Или звездою в небо?
*Бордо красное вино, мукузани «чёрное» вино
Аввакум
Кубок судьбы не лаком,
Но до конца испит.
Из полымя Аввакум
На весь Пустозёрск хрипит:
«Никонская зараза
Люту беду несёт.
Нельзя уступить ни аза,
А то потеряем всё!»
Милости не просила
Эта святая рать.
Хоть велика Россия,
А некуда отступать!
Жёстче царей указов
Дым городов и сёл:
«Нельзя уступить ни аза,
А то потеряем всё!»
В бедности иль в достатке,
В грохоте и в тиши
Проникновенно краткий
Помните, мальчиши,
И пуще храните глаза
Этот завет спасёт!
«Нельзя уступит ни аза,
А то потеряем всё!»
Август
Сытый год. Пшеница скошена.
Спасы выстроились в ряд.
Отчего б не быть всему хорошему?
«Август» мне с опаской говорят.
Чу!.. беда с бедой круто месятся.
Не любимцы на своём веку,
Чем мы провинились перед месяцем
С дырочкою «8» на боку?
Иль Пророк не правит колесницею,
Перебрав на дембельском пиру?
Иль своей железною десницею
Мстит нам за предательство Перун?
Или за РОАнское трёхцветие
Пепел класса мёртвого стучит
В сердце месяца последнелетнего,
Вот он и корёжится, кричит?
Иль природа, чуя угасание,
Видит сон в калиновой кровИ.
Ведь она теснейшее касание
Двух богов убийства и любви.
Или кто-то вспомнил не сегодня ли
Мы Фавор сменили на Форос?
На пренебрежение господнее -
Свет господний. И за это спрос!?
Не балованы небесной манною.
Всё же, Август, хватит в глаз и в кость!..
Только звёзды загадожеланные
Так и падают всё вкривь и вкось.