Но, как известно, запретный плод сладок, особенно если ты романтична и тебе всего десять лет. Однажды мы с друзьями решились на шалость проникнуть во двор к той женщине и сквозь окошко подсмотреть, чем же она в доме своем занимается. Огорода у нее не было, и на улицу она выходила очень редко.
Мы тихонько подкрались к калитке, просунули руку между гниловатых прутьев, открыли бесхитростный замок и, сдавленно хихикая, подкрались к задней стенке дома. Но не успели мы выбрать самое удобное окно, как услышали сзади недовольное покашливание. Хозяйка дома заметила незваных гостей раньше, чем мы увидели ее, и подошла к нам со спины. Если мы и испугались, то только на мгновение, потому что женщина смотрела на нас с приветливой улыбкой. А потом даже пригласила войти к ней в дом. В мыслях промелькнул сказочный сюжет о Гензеле и Гретель, но любопытство было сильнее.
Женщина усадила нас за стол, налила чаю и достала из печи горячую картошку кожура была черной от золы. В ее доме было уютно и чисто, пахло травами, под ногами меховыми шнурками вились ее назойливые сытые коты. Она рассказала, что у нее в избе домовой живет, Тимошка. Мы, конечно, не поверили мы были советскими детьми, воспитывались в атмосфере научного атеизма. Но слушать ее было интересно.
А в какой-то момент она сказала: «Давайте я вас с Тимошкой познакомлю!» Мы переглянулись, было волнительно и жутко. И пусть мое сознание было изрядно замусорено коридорными представлениями об устройстве Вселенной, но тело словно почувствовало приближение чуда. По коже прохладной волной пробежали мурашки.
Тимошка! позвала она кого-то за своей спиной. Тимошка, поздоровайся с нашими гостями.
И вдруг за стеной начали стучать. Деликатный стук три или четыре удара. Мы точно знали, что странная женщина живет в одиночестве, в доме никого, кроме нее и нас, не было.
Мои друзья начали подбирать аргументы как женщина могла показать нам этот фокус. Но я смотрела в ее глаза и осознавала, что нет тут никакого фокуса просто на моих глазах только что произошло чудо.
Спустя неделю моей бабушке вдруг поступило приглашение. Бабушка моя, Людмила, была склонна к приключениям.
Надо сказать, бабушка происходила из интересной старой московской семьи. Ее родной дед был человеком искусства знаменитым оперным певцом. Андрей Ильич Савицкий солировал в Большом театре между прочим, как раз в те годы, когда там блистала и Конкордия Антарова, звезда столичной эзотерической тусовки тридцатых-сороковых годов. Скорее всего, мой прадед был с ней знаком. Забегая чуть вперед, могу сказать, что книга Конкордии Антаровой «Две жизни» попалась на моем пути, когда я делала свои первые осознанные шаги в искусстве магии, и произвела на меня сильнейшее впечатление. Вот такое переплетение пространственно-временных нитей судьбы.
Отец же Андрея Савицкого, бабушкин прадед, был генералом царской армии и женился на пленной турчанке, так что в моем роду знатная мешанина кровей.
Бабушка в молодости была писаной красавицей, и некоторые считали ее двойником Софи Лорен. Черные как угли глаза, взгляд испепеляющий, точеное лицо, модные платья, на которые она со свойственной красавицам легкомысленностью даже в тяжелые годы спускала последние деньги. В бабушке была Сила, только вот реализовать ее она то ли побоялась, то ли не захотела.
В общем, приглашение мы приняли, и, вооружившись пачкой печенья, прибыли в назначенное время в гости к женщине.
И над чашками с дымящимся чаем нам были поведаны странные вещи, которые сперва показались нам шизофреническим бредом. Хозяйка дома, немного путаясь, сообщила, что мир находится на грани больших перемен и она не может их объяснить, просто чувствует.
Меня родственники считают ненормальной, сказала она. По врачам таскали. Но я же знаю, что чувствую. И вы тоже это чувствуете. Она перевела взгляд на меня: Особенно ты.
Я заерзала на стуле, мне было почему-то стыдно признаться, что ничего особенного я не чувствую.
Все дело в том, что мы здесь не случайно! торжественно изрекла она. И дом вы именно здесь купили не случайно. И со мною встретились не просто так. Вы еще вспомните о том, что я вам сказала. Она снова перевела глаза на меня, взгляд ее был неприятно пристальным: Особенно ты.
Ее слова я и правда вспоминала часто.
Бабушку мою чаепитие скорее разочаровало. А во мне бушевали подростковые гормоны, желание быть особенной, стремление наделять каждую будничную деталь каким-то сокровенным смыслом.