Папа, видишь, оказывается, наш грейпфрут рухнул, проговорила девочка жалостливым голосом.
Никого не убило? спросил папа у граждан, стоящих поодаль и нетерпеливо пережидающих замешательство, нарушившее ход увлекательного происшествия с точки зрения сторонних наблюдателей.
Те оглядели друг друга, допытываясь узреть какие-нибудь заметные признаки потери жизни, но не находя таковых, помалкивали.
И ладно, заключил папа, отнимая потерпевшее деревцо позади другого мужчины, ещё подстраховывающего одной рукой должную вертикальность благородного растения, ладно, концерт окончен.
Тогда я земельку прихвачу? вдруг слегка высоким голосом и без намёка на воркование молвил городской прохожий, которого по правде чуть не убило, у вас, кстати, пакетик есть. Кажется, пустой.
Папа бросил взгляд на него в упор сбоку и немного сзади, пытаясь распознать абрис его лица, называемый в среде знатоков рисовального искусства, «убегающим профилем», но ничего не разглядел, поскольку был без очков. А затем обратил внимание на девочку:
Это твой новый приятель?
Папа, он же твой знакомый. Тебя рассчитывал видеть. Зашёл к нам в дом, постоял в прихожей. Молча. Недолго. Потом ушёл. Вот сквозняк и вынес наше единственное и неповторимое комнатное растение, пока я открывала да закрывала дверь.
Дорифор и на этот раз решил помолчать.
Ладно, земельку, так земельку, и папа отдал ему полиэтиленовую тару для временного использования.
Одному из местных деревьев, дающих бесполезную тень в скверике, пришлось поделиться кормом с дальним родственником. А сторонние наблюдатели, временно сплотившиеся по поводу захватывающего зрелища, понуро отступили от парадной в разные стороны, внезапно вспомнив о вопиюще неотложных делах. Снующие детишки, из-за исчезнувших препятствий в виде ног взрослых, столкнулись меж собой лбами.
Едва трое отдельных сосудов жизни земной и небесной, не считая дерево, добрались до квартиры, где «мамаем» пронёсся сквозняк, ставший причиной внезапного и чуть ли ни прискорбного происшествия, пожилой Дорифор оставил подле дверей полиэтиленовый пакетик, набитый свежей землёй из скверика, и без всякого повода сбежал по лестнице вниз. Девочка и папа, конечно, обратили внимание на исчезновение товарища, но после того как перекинулись соображениями по части возвращения грейпфруту прежних условий обитания.
«Земли всё равно не хватало», отметил папа. «И горшок маловат был», поддакнула девочка.
А где же мой мешок?
У гостя твоего.
А гость?
Девочка осмотрела пространство лестничной клетки и обнаружила папин кулёк, набитый удобренной землёй. При полном безлюдье.
Вот земля, чёрненькая, сказала она, затаскивая названную вещь в квартиру, а больше никого нет.
И ладно, пробурчал папа, забирая у девочки груз, давай хоть кастрюлю захудющую пока.
Девочка всем сердцем подивилась проявлению единомыслия со стороны отца и тут же вынесла из кухни огромную посудину с остатками густых позавчерашних щей. Папа с пониманием принял намёк и, немедля, вставил туда грейпфрутовое дерево, за корни которого цеплялись куски старой земли, а затем досыпал земли новой. В совокупности, почвы оказалось впору, по величине кастрюли. Дружно взявшись за ручки нового вместилища для корневой системы растения, семейство поставило дикого, но с рождения одомашненного обитателя субтропиков на его прежнее законное место.
Надо бы кадку, предположил папа отодвинутое во времени мероприятие и сощурил один глаз, оценивая наличие в силуэте грейпфрутовой кроны заметной несоразмерности. Но разговора о необходимости искусственного выравнивания ветвей затевать не стал.
Папа удовлетворённо вздохнул и перешёл в сопредельную тесную комнату с диванчиком, вверившись прежним раздумьям, совершенно не ко времени сбитым историей с упавшим деревом. То есть, мы намереваемся предупредить: он ещё раньше имел собственную занятость, иными словами, отдавался размышлениям о себе, одним словом, глубоко думал. Вернее, не столь глубоко, сколь многомерно (если можно позволить себе судить о мире пространства с его свойством), и с широким размахом (если есть отвага представить себе ширину русла времени). Пытался он сосредоточиться, собраться с мыслями и угадать место своё внутри этой многомерной неохватности бытия. Вошёл обратно в главное пространство жилища и остановился возле одного из низких книжных стеллажей, торцом приставленных к стенам, бегая глазами по корешкам переплётов книг просто так, без всякой цели.