Гребите! повторил Харви.
Он выхватил из ножен шпагу, и лезвие, направленное загребному в горло, зловеще блеснуло красным. Коротко всхлипнув, загребной налег на весло, и лодка понеслась.
Подведите ее к кормовому подзору, сказал Фостер. Я прыгну.
Хорнблауэр наконец обрел дар речи:
Позвольте мне, сэр. Я управлюсь.
Давайте со мной, если хотите, ответил Фостер. Тут могут понадобиться двое.
Прозвище Неустрашимый Фостер происходило, вероятно, от названия корабля, но подходило по всем статьям. Харви подвел лодку под корму горящего судна; оно снова шло по ветру, прямо на «Санта-Барбару».
Хорнблауэр оказался ближе всех к бригу. Медлить было нельзя. Он встал на банку и прыгнул, ухватился за что-то и рывком втащил на палубу свое неуклюжее тело. Судно неслось по ветру, и пламя отдувало вперед; на самой корме было пока просто очень жарко, но Хорнблауэр слышал рев пламени и треск горящего дерева. Он шагнул к штурвалу и схватил рукоятки. Штурвал был закреплен стропкой. Сбросив ее, Хорнблауэр снова взялся за штурвал и почувствовал, как руль берет воду. Он всем телом налег на штурвал и повернул его. Правый борт брига почти касался правого борта «Санта-Барбары». Пламя осветило взволнованную, размахивающую руками толпу на полубаке плавучей тюрьмы.
Руль на борт! загремел в ушах Хорнблауэра голос Фостера.
Есть руль на борт, отвечал Хорнблауэр.
Тут бриг послушался руля, нос его повернулся, столкновения не произошло.
Огромный столб огня поднялся из люка за грот-мачтой, мачта и такелаж вспыхнули, и тут же порыв ветра понес пламя к корме. Какой-то инстинкт подсказал Хорнблауэру, не выпуская штурвал, другой рукой схватить шейный платок и закрыть лицо. Пламя на мгновение закружилось вокруг и спало. Но промедление оказалось опасным, бриг продолжал поворачиваться, и теперь его корма грозила врезаться в нос «Санта-Барбары». Хорнблауэр в отчаянии крутил штурвал в другую сторону. Пламя отогнало Фостера к гакаборту, теперь он вернулся:
Руль круто под ветер!
Бриг уже послушался. Его правый борт слегка задел шкафут «Санта-Барбары» и скользнул мимо.
Прямо руль! крикнул Фостер.
Брандер прошел в двух-трех ярдах от борта «Санта-Барбары». По шкафуту, держась наравне с бригом, бежали люди. Минуя плавучую тюрьму, Хорнблауэр краем глаза видел другую группу людей: на шканцах стояли матросы с пожарным деревом, готовые оттолкнуть брандер. Наконец «Санта-Барбара» осталась позади.
«Отважный» с правого борта, сказал Фостер. Не заденьте.
Есть, сэр.
Жар был чудовищный, непонятно, как вообще можно было дышать. Лицо и руки Хорнблауэра обжигало горячим воздухом. Обе мачты высились огненными столпами.
Один румб вправо, сказал Фостер. Мы посадим его на мель у нейтральной земли.
Есть один румб вправо, отвечал Хорнблауэр.
Его захлестнула волна сильнейшего возбуждения, даже восторга; рев огня пьянил, страха не было совсем. Тут палуба вспыхнула чуть не в ярде от штурвала. Пламя вырвалось из разошедшихся палубных пазов, жар стал невыносимым, пазы раскрывались все дальше, пламя быстро бежало по корме. Хорнблауэр потянулся за стропкой, чтобы закрепить штурвал, но тот свободно завертелся под рукой перегорели тросы рулевого привода. Тотчас палуба под ногами вздыбилась и полыхнула огнем. Хорнблауэр отскочил к гакаборту. Фостер был здесь.
Перегорели тросы рулевого привода, сэр, доложил Хорнблауэр.
Кругом бушевало пламя. Рукав его сюртука обуглился.
Прыгайте! сказал Фостер.
Хорнблауэр почувствовал, что Фостер толкает его. Все было как во сне. Он перелез через гакаборт, прыгнул, в воздухе от страха захватило дух, но ужаснее всего было прикосновение холодной воды. Волны сомкнулись над ним, и он в панике рванулся к поверхности. Было холодно Средиземное море в декабре холодное. Какое-то время остававшийся в одежде воздух поддерживал его, несмотря на вес шпаги. Глаза, ослепленные огнем, ничего не видели в темноте. Кто-то барахтался рядом.
Они идут за нами на лодке и сейчас подберут, послышался голос Фостера. Вы плавать умеете?
Да, сэр. Не очень хорошо.
Я тоже, сказал Фостер, потом закричал: Эй! Эй! Хэммонд! Харви!
Крича, он попытался выпрыгнуть из воды, плюхнулся обратно, снова попытался выпрыгнуть, снова плюхнулся; вода заливала ему рот, не давая закончить слово. Даже слабея в схватке с водой, Хорнблауэр не терял способности думать так уж странно был устроен его мозг и отметил про себя, что даже капитан с большой выслугой в конечном счете, оказывается, простой смертный. Хорнблауэр попытался отцепить шпагу, не преуспел, а только погрузился глубже и с большим трудом вынырнул; со второй попытки он наполовину вытащил шпагу из ножен, дальше она выскользнула сама, однако ему стало не намного легче.