Есть, майор, сказал Болтон. Армейское обращение странно прозвучало в его устах.
Предпочтительно, чтоб вы обращались ко мне «милорд», сказал майор.
Есть, сэр милорд, отвечал выбитый из колеи Болтон.
Его сиятельство граф Эдрингтонский, командующий Сорок третьим пехотным полубатальоном, плечистый молодой человек чуть старше двадцати лет, был одет в безукоризненно подогнанный мундир, обладал великолепной выправкой и восседал на превосходном скакуне, однако для своего ответственного поста казался несколько юн. Практика покупки офицерских патентов[15] позволяла совсем молодым людям занимать высокие посты, и армию эта система, видимо, устраивала.
Французские вспомогательные части получили приказ явиться сюда же, продолжал лорд Эдрингтон. Надеюсь, вы распорядились подготовить всё к их погрузке?
Да, милорд.
Насколько я понял, ни один из этих бродяг не говорит по-английски. У вас есть офицер, который мог бы переводить?
Да, милорд. Мистер Хорнблауэр!
Сэр!
Вы будете присутствовать при погрузке французских частей.
Есть, сэр.
Опять послышались звуки военного оркестра. Немузыкальное ухо Хорнблауэра различило, что он играет чуть повыше, чем оркестр британской пехоты. Под эту музыку на боковой дороге появились французы, и Хорнблауэр поспешил им навстречу. Вот она, Королевская, Христианская и Католическая армия, по крайней мере ее часть батальон, собранный французскими дворянами-эмигрантами для борьбы с революцией. Во главе колонны плыл белый стяг с золотыми лилиями, за ним ехали несколько верховых офицеров. Хорнблауэр отдал честь. Один из офицеров вернул приветствие.
Маркиз де Пюзож, бригадный генерал на службе его христианнейшего величества Людовика Семнадцатого, представился он по-французски.
На нем была белоснежная форма и голубая лента через плечо. Спотыкаясь на французских словах, Хорнблауэр представился гардемарином Военно-морского флота его британского величества, прикомандированным для погрузки французских войск.
Мы готовы, сказал де Пюзож.
Хорнблауэр оглядел ряды французов. Те стояли, кому как вздумается, и глазели по сторонам. Одеты они были хорошо, в синие мундиры, выданные, как решил он про себя, британским правительством, но портупеи уже запачкались, пуговицы облезли, оружие потускнело. Однако сражаться они, без сомнения, будут.
Вот транспортные суда, предназначенные для ваших людей, сэр, показал Хорнблауэр. «София» возьмет триста, а «Дамбертон» вот он двести пятьдесят. Лихтеры, чтоб перевезти людей, у причала.
Приказывайте, господин де Монкутан, обратился де Пюзож к одному из офицеров.
Поскрипывая, выползли вперед наемные повозки, груженные ранцами, и колонна рассыпалась: все бросились разбирать свои пожитки. Потребовалось некоторое время, чтобы построить людей заново, уже с ранцами, и тут же возникло новое затруднение: нужно было выделить несколько человек для погрузки полкового багажа. Те, кому выпала эта обязанность, с явной неохотой отдали ранцы товарищам, видимо не надеясь получить обратно их содержимое. Хорнблауэр продолжал давать разъяснения.
Лошадей следует отправить на «Софию», говорил он. Там подготовлено шесть стойл. Полковой багаж
Он замер на полуслове, заметив на одной из повозок некий странный механизм.
Скажите, пожалуйста, что это такое? спросил он, не сумев побороть любопытство.
Гильотина, сударь, ответил де Пюзож.
Гильотина?
Хорнблауэр был немало наслышан об этом инструменте. Революционеры поставили его в Париже и не давали ему простаивать. На гильотине был казнен сам французский король Людовик XVI. Хорнблауэр не ожидал увидеть ее в обозе контрреволюционной армии.
Да, мы везем ее во Францию. Я отплачу бунтовщикам их же монетой.
К счастью, Хорнблауэру не пришлось отвечать, поскольку громовой голос Болтона прервал их беседу:
Какого черта вы там возитесь, мистер Хорнблауэр? Вы что, хотите, чтобы мы пропустили отлив?
Весьма типично для военной службы, что за плохую организацию французов влетело Хорнблауэру, он уже к этому привык и знал, что лучше не оправдываться и молча выслушать нарекания. Он вновь занялся погрузкой французов. Наконец бесконечно усталый мичман, держа в руках исписанные ведомости, доложил Болтону, что французы, их лошади и багаж благополучно погружены, и вместо благодарности получил приказ собирать пожитки и перебираться с ними на «Софию», где по-прежнему требовались услуги переводчика. Конвой быстро вышел из Плимутского залива, обошел Эддистоун и двинулся дальше: фрегат его величества «Неустанный» под брейд-вымпелом, два канонерских брига и четыре транспортных судна. Не бог весть какая сила, чтобы опрокинуть Французскую республику. Всего-навсего одиннадцать сотен пехотинцев, Сорок третий полубатальон и небольшой батальон французов (если можно их так назвать, учитывая, что половина из них авантюристы всех национальностей). Хотя Хорнблауэр и не решался судить о французах, лежавших рядами в темном вонючем твиндеке и страдавших от морской болезни, он дивился, как можно ожидать чего-нибудь серьезного от столь малочисленной армии. Из своего богатого исторического чтения он знал, сколько небольших набегов совершалось на берега Франции в прежних войнах, и, хотя один оппозиционный политик[16] и сказал, что это «швырять в окно гинеями, чтобы разбить стекло», склонен был в принципе их одобрять как один из способов ослабить врага до тех пор, пока сам не оказался участником такой вылазки. Так что он вздохнул с облегчением, узнав от де Пюзожа, что это лишь часть их армии, причем меньшая. Де Пюзож, бледноватый от морской болезни, которую, впрочем, мужественно превозмогал, разложил в каюте на столе карты и объяснил план.