Для ялика с командой в семь человек это и не нужно. На баркасе и на тендере будет от тридцати до сорока человек на каждом, на гичках по двадцать: Пелью отправлял в рейд почти половину команды.
Корабль военный, объяснил Экклс, угадав мысли других офицеров. Не торговый. По десять пушек с каждого борта и большая команда.
Ближе к двум сотням, чем к сотне, серьезный противник для ста двадцати британских моряков.
Но мы нападем на них ночью и захватим врасплох, сказал Экклс, снова читая их мысли.
Внезапность, вставил Пелью, более чем половина успеха, как вы знаете, джентльмены. Извините, что перебил вас, мистер Экклс.
Сейчас, продолжал Экклс, мы вне пределов видимости. Лягушатники думают, что мы ушли совсем. Завтра после захода мы подойдем как можно ближе к берегу. Самый высокий прилив в четыре пятьдесят, рассвет в пять тридцать. Атака начнется в четыре тридцать, так что подвахтенные успеют поспать. Баркас подойдет с правой раковины, тендер с левой, гичка мистера Мэллори с левой скулы, гичка мистера Чадда с правой. Мистер Чадд должен будет перерубить якорный канат, как только завладеет баком, а команды других шлюпок, по крайней мере, достигнут юта.
Экклс оглядел командиров трех больших шлюпок. Все трое кивнули, Экклс продолжал:
Мистер Хорнблауэр в ялике подождет, пока атакующие закрепятся на палубе. Тогда он высадится на грот-руслень, с правого или с левого борта, как сочтет нужным, и тут же поднимется по грот-вантам, не обращая внимания на то, что происходит на палубе. Он должен отдать грот-марсель и быть готовым по команде выбрать шкоты. Я сам или мистер Сомс в случае моей гибели либо смертельного ранения пошлет двух матросов к штурвалу. Течение вынесет нас из устья, а «Неустанный» будет поджидать сразу за пределами досягаемости береговых батарей.
Есть замечания, джентльмены? спросил Пелью.
Тут-то Хорнблауэру и следовало заговорить не раньше и не позже. Слушая Экклса, он ощутил липкий тоскливый страх. Марсовый из него был никудышный. Он не обладал ни обезьяньей ловкостью, ни сноровкой опытного моряка, боялся высоты и очень не любил лазить по реям. В темноте ему было неуютно даже на реях «Неустанного», и мысль о необходимости взбираться на мачту совершенно незнакомого корабля повергала его в ужас. Он чувствовал себя абсолютно непригодным к исполнению возложенной на него задачи и должен был немедленно сообщить о своей непригодности. Однако он упустил момент слишком уж спокойно остальные офицеры приняли план. Хорнблауэр взглянул на их уверенные лица. Никто не обращал внимания, и ему страшно не захотелось выделяться. Он сглотнул, даже открыл рот, но никто по-прежнему на него не смотрел, и возражения замерли у него на губах.
Очень хорошо, джентльмены, сказал Пелью. Мистер Экклс, переходите к подробностям.
Теперь было поздно. Экклс, разложив карту, показывал курс среди мелей и илистых отмелей Жиронды, пространно разъяснял положение береговых батарей и связь между Кордуанским маяком и расстоянием, на которое «Неустанный» сможет подойти при свете дня. Хорнблауэр слушал, пытаясь сосредоточиться вопреки своим страхам. Экклс закончил, и Пелью отпустил офицеров, сказав напоследок:
Теперь, джентльмены, вы знаете свои обязанности и можете приступать к подготовке. Солнце садится, а дел у вас много. Назначить команду шлюпок, проследить, чтоб все были вооружены, чтоб шлюпки были снабжены всем необходимым на случай непредвиденных обстоятельств. Каждому объяснить, что от него потребуется.
Хорнблауэру пришлось к тому же попрактиковаться в подъеме на грот-ванты и продвижении вдоль грот-марса-рея. Он проделал это дважды, заставляя себя совершить трудный подъем по путенс-вантам, которые отходят от грот-мачты вверх, так что несколько футов приходится взбираться под отрицательным углом. Все это давалось ему с большим трудом, двигался он медленно и неуклюже. Встав на ножной перт, Хорнблауэр двинулся к ноку рея. Перт крепился к нокам рея и висел в четырех футах ниже его. Чтобы отдать удерживающие парус сезни, надо было, держась за рей, поставить ноги на перт и переступать по нему, сжимая рей под мышками, что Хорнблауэр и проделал дважды, перебарывая тошноту, которая то и дело накатывала при мысли о стофутовой пропасти под ногами. Наконец, нервно сглатывая, он перехватил руки на брас и заставил себя соскользнуть на палубу это будет самый удобный путь, когда придет время выбирать шкоты на марселе. Спуск был долгий и опасный.