Робкий от природы, он трудно сходился с людьми, а вдобавок обитатели мичманской каюты оказались намного старше его пожилые подштурманы с торговых судов, мичманы, из-за отсутствия покровительства или по неспособности сдать экзамены к двадцати-тридцати годам так и не ставшие лейтенантами. Поразвлекшись вначале насчет новичка, они вскоре перестали его замечать. Хорнблауэра это устраивало он замкнулся в своей скорлупе и постарался привлекать как можно меньше внимания.
Ибо невесело было на «Юстиниане» в те мрачные январские дни. Капитан Кин (когда тот поднялся на борт, Хорнблауэр впервые увидел, какой торжественностью окружен капитан линейного корабля) был болен и склонен к меланхолии. У него не было ни славы, позволявшей иным капитанам набрать в команду добровольцев, ни ярких личных качеств, чтобы воодушевить тех угрюмых людей, которых время от времени приводили вербовщики.
Офицеры видели его редко и предпочли бы видеть еще реже. На Хорнблауэра, когда того пригласили в капитанскую каюту для первого разговора, он не произвел впечатления пожилой человек, больной, с впалыми желтыми щеками, за столом, заваленным бумагами.
Мистер Хорнблауэр, произнес он официально. Я рад случаю приветствовать вас на борту моего корабля.
Да, сэр, сказал Хорнблауэр.
Такой ответ больше подходил к ситуации, чем «Есть, сэр», а ничего другого, по-видимому, от младшего мичмана не ожидалось.
Вам дайте поглядеть семнадцать? Капитан Кин поднял листок, на котором излагалась короткая карьера Хорнблауэра.
Да, сэр.
Четвертое июля тысяча семьсот семьдесят шестого года, задумчиво проговорил Кин, читая дату рождения Хорнблауэра. Пять лет до моего назначения капитаном. К тому времени, как вы родились, я шесть лет служил лейтенантом.
Да, сэр, согласился Хорнблауэр. Добавлять что-нибудь было явно излишне.
Сын доктора Надо было выбрать в отцы лорда, если вы хотите делать карьеру.
Да, сэр.
Какое вы получили образование?
Я дошел до греческого класса.
Так что, вы разбираетесь не только в Цицероне, но и в Ксенофонте?
Да, сэр. Но не очень хорошо, сэр.
Лучше бы вы разбирались в синусах и косинусах. Лучше бы вы умели угадать порыв ветра, чтобы вовремя убрать брамсели. Абсолютные причастные обороты нам во флоте ни к чему.
Да, сэр, сказал Хорнблауэр.
Он совсем недавно узнал, что такое брамсель, однако мог бы сообщить капитану о неплохом знании математики. Тем не менее он промолчал инстинкт и недавний опыт подсказывали не лезть с непрошеными сведениями.
Что ж, выполняйте приказы, изучайте свое дело, и ничего плохого с вами не случится. Вот так.
Спасибо, сэр, сказал Хорнблауэр, ретируясь.
Однако капитанские слова тут же начали сбываться прямо противоположным образом. Плохое стало случаться с того самого дня, хотя Хорнблауэр исполнял приказы и усердно изучал свое дело. Все началось с того, что в мичманской каюте появился старший уорент-офицер Джон Симпсон. Хорнблауэр, сидевший вместе со всеми за столом, увидел дюжего красавца лет тридцати, который остановился у входа, совсем как сам Хорнблауэр несколько дней назад, и глядел на собравшихся.
Привет, сказал кто-то не слишком сердечно.
Кливленд, друг мой смелый, сказал новоприбывший, убирайся-ка с этого места. Я собираюсь занять свое законное положение во главе стола.
Но
Убирайся, кому сказано! рявкнул Симпсон.
Кливленд недовольно подвинулся. Симпсон сел на его место и обвел пристальным взглядом мичманов, с любопытством уставившихся на него.
Да, любезные собратья-офицеры, сказал он. Я вернулся в лоно семьи. Меня не удивляет, что все загрустили. Могу добавить: вы еще не так загрустите, когда я вами займусь.
Но ваше назначение?.. осмелился спросить кто-то.
Мое назначение? Симпсон наклонился вперед и забарабанил пальцами по столу, вглядываясь в вопрошающие глаза мичманов. Сейчас я отвечу на этот вопрос, но тот, кто рискнет задать его снова, пожалеет, что родился на свет. Эти тупоголовые капитаны из комиссии отказали мне в назначении. Они, видите ли, сочли, что мои математические познания недостаточно глубоки для навигатора. Так что исполняющий обязанности лейтенанта Симпсон вновь мичман Симпсон, к вашим услугам. Да будет с вами милость Божья.
В последующие дни могли возникнуть серьезные сомнения в Божьей милости, ибо с появлением Симпсона в мичманской каюте тихая тоска сменилась подлинными страданиями. Симпсон и прежде был изощренным тираном, а теперь, озлобленный и униженный провалом на экзаменах, стал тиранить подчиненных еще изощреннее. Он был слаб в математике, зато дьявольски силен в искусстве отравлять людям жизнь. Как старший в каюте, он был облечен достаточной властью; злой язык и злая воля обеспечили бы ему эту власть даже при бдительном и твердом первом лейтенанте, а первый лейтенант «Юстиниана» мистер Клэй таким не был. Дважды мичманы бунтовали против произвола Симпсона, но тот оба раза подавлял мятеж своими могучими кулаками: Симпсон с успехом мог бы выступать на ринге. Каждый раз на нем не оставалось ни ссадины, каждый раз его противник получал нагоняй и лишний наряд на салинг от первого лейтенанта за синяк под глазом или разбитую губу. Мичманы задыхались от бессильного гнева. Даже подлизы и прихлебатели а они, естественно, нашлись ненавидели деспота.