Я знал, что, например, Люся Украинцева уже через пяток минут сочинит свои отклики, как она сочиняет большинство писем о несчастной, якобы, любви и грустном одиночестве, печатаемые в нашей газете и подписанные Оксана Н. или Марина С. Мне тоже не составило бы труда накропать двадцать кратких строк от лица мифического механизатора Ивана Сидорова из Гавриловки, но, увы, никак не мог я приловчиться скручивать свою дурацкую натуру, откровенно и стопроцентно халтурить. Я научился лишь полухалтурить.
С первым псевдооткликом я справился довольно быстро. Шустро заготовив болванку, я звякнул завотделом пропаганды обкома комсомола Дурыкину, нашему с Андреем куратору.
Скорбишь?
Скорблю.
Фамилиё твоё поставлю?
Ставь.
Текст-то хоть послушай.
Да брось ты!
Нет-нет, послушай, на всякий пожарный:
Наша страна понесла тяжёлую утрату. Ушёл из жизни верный сын партии и рабочего класса, продолжатель дела В. И. Ленина. Под его руководством советский народ добился больших бед в коммунистическом строительстве
Я отдолдонил весь текст, Дурыкин поддакивал, не расслышав проскользнувшее «бед» вместо «побед». Эх, если б вот так и дать в газету всё равно никто читать не будет. Но я уже учёным был обжигался, так что со вздохом пририсовал приставку «по», исказив истину.
Готово!
А вот с глубинкой пришлось повозиться. В районы дозваниваться надо было через барышень, которые, приняв заказ, забывали о нём напрочь. Я застолбил на всякий случай сразу три района и настропалился всё же рискнуть прогалопировать аллюром до пивной. Но тут неугомонный Филькин затребовал меня к себе и озадачил новым спецзаданием: раскопать в редакционном архиве подшивку областной молодёжки за 1953-й год, которая называлась тогда «Юный сталинец». Ответсек наш явно вознамерился слямзить-сплагиатничать макет траурного номера газеты.
Короче, к концу дня, когда впёрлась ко мне наша редакционная машинистка Фёдоровна оплывшая востроглазая женщина давно уже некомсомольских лет, я сидел на своём стуле взвинченный, измотанный и встопорщенный донельзя. Фёдоровне же, сплетнице, хотелось почесать свой вёрткий язык. Она удобно укопошилась в кресле для посетителей, запричитала-заохала:
Надо же! Вишь ты, горюшко-то какое! И кто бы мог подумать!..
Какое такое «горюшко»? буркнул мизантропно я.
Как какое?! выпучила лисьи свои глаза старая лахудра. Шутишь ты, Вадим, ни то? Леонид Ильич
Да мне отец родной, что ли, этот ваш Леонид Ильич? сорвался вконец я. Помер туда ему и дорога, маразматику! Он ещё лет пять тому помер, да его уколами оживляли И-и-и, вообще, Алевтина Фёдоровна, мне срочно звонить надо
Я схватился за трубку телефона, выжидающе упёрся чёрным взглядом в назойливую бабу. Та поджала губы, сморщила бородавчатый нос и, всем своим видом говоря: «Ну-ну! Это тебе даром не пройдёт!», оскорблёно выплыла из кабинета. Я швырнул трубку, выхватил шарф с курткой из шкафа: а идите-ка вы все к чёрту! И Филькин, и Леонид Ильич, и Фёдоровна!
Вот возьму и надерусь сегодня в стельку!
И я надрался
4
Прошло несколько дней.
Ильича 2 уже закопали, уронив при этом гроб, что всегда на Руси свидетельствовало об адовой будущности покойника. И вот как-то утром ко мне в кабинет проник, вежливо постучавшись, довольно молодой человек, моих лет белобрысый, со светлыми свиными ресницами, водянистыми глазами, улыбчивый и говорливый. Одет посетитель был изящно и, не в пример мне, явно по моде: серая пиджачная пара, кремовая рубашка, галстук с искрой, светлое широкоплечее пальто в ёлочку, норковая шапка, которую он снял и чинно держал на коленях. Я даже нагнулся за упавшей вдруг ручкой взглянуть на обувь: что ж, и сапоги этот щёголь носил забугорные, изячные.
Подобных франтов я, признаться, не весьма долюбливал, а может быть, я просто им завидовал. Сам я по моде одеваться не умел, да и финансов никогда на это не хватало. Раздражало в посетителе и то, что физия его прилизанная и бесцветная смутно мне припоминалась. Нет, явно я его где-то встречал-видел и притом не так уж и давно.
Нехорошев, Аристарх Маркович, представился, оглаживая белесые волосики, посетитель и, мило улыбнувшись, добавил, впрочем, можно просто по имени. Я надеюсь, Вадим э что мы станем друзьями.
Явно не поэт начинающий и не юный корреспондент из кожаной светлой папки, родственной моей протезной перчатке, рукопись доставать не спешит. Где я всё же его видел?