Понимаю-с, понимаю-с, бормотал Филькин, жадно просматривая мои бумаги, но надо всё же товарища редактора подождать. Субординация-с! и он пристально-многозначительно уставился зачем-то на мою увечную руку.
Когда мы с Леной вышли, я спросил:
Он, что всегда такой?
Бывает и хуже. Я знаю: он против тебя не посмеет вякнуть всё же диплом московский, а вот против меня он повыступает. Он сам в нештатниках, на гонораре, два года просидел и теперь считает каждый должен этот путь пройти, прежде чем выслужить корреспондентское жалование. Одна надежда на Василису: она старая дева, злюка, но как редактор и журналист поумнее Помидора, почеловечнее.
Слушай, остановился я, а чего это мы к молодёжке прицепились? А если в «Барановскую правду»?
Что ты! усмехнулась Лена. В областную газету берут только лучших из лучших бойцов пера, прошедших многолетнюю выучку-муштру во «Флажке». В молодёжке, кстати, бурлят два соцсоревнования: за право быть призванным в «Барановскую правду» и за право быть принятым в ряды капээсэс. Практически все наши областные правдисты бывшие примерные и уже седые флажковцы
Что ж, пришлось ждать-покориться. Впрочем, всё, что ни делается в этом лучшем из миров всё к лучшему. Навалилось столько дел-забот, что и без работы-службы вертелись с Леной, еле поспевали. Прописались, подали заявление в загс, заказали мне протез, нашли-сняли квартиру, более-менее обустроились, начали готовиться к скромной, но всё равно обременительной свадьбе. С родичами мы, разъехавшись, зажили вполне мирно, по выходным порой наезжали в гости. Кстати, квартиру нам на самом краю города отыскала через знакомых Виктория, и она же сняла для нас с книжки 800 рублей. Мы сразу заплатили квартирной хозяйке 600 рубликов за год вперёд и зажили припеваючи в отдельной однокомнатной берлоге, где имелось из мебели лишь двуспальная тахта и кухонный стол.
Вскоре и мои родные порадовали нас: матушка где-то наскребла-назанимала полтыщи, да Вадим Николаевич с Надеждой Михайловной из Луганска подбросили триста рублей. Так что мы мигом сообразили холодильничек «Вега», скромный маломерный телеящик под названием «Сапфир», простенькую радиолу «Серенада» да ещё кой-чего по мелочи. Ефросиния Иннокентьевна выделила нам на приданное трёхстворчатый платяной шкаф и два полумягких стула.
Свадьбу мы играли в доме на Фридриха Энгельса. Собралось человек двадцать, причём все родственники: у Лены оказалось тьма-тьмущая тёток, дядек, кузенов и кузин, которых до свадьбы я и не видел и встречал потом только раза три-четыре на похоронах семейных. С работы а мы к тому времени уже служили в молодёжке присутствовали на торжестве фотокор Юра со вспышкой и завотделом Люся Украинцева, томная молодая дамочка с чувственным блеском в полуприкрытых очах и лениво-барскими жестами. Она чуть было не стала причиной неприличного скандала, ибо приворожила вдруг сомлевшего Толяна да так, что Ефросиния Иннокентьевна, забыв про интеллигентность и гостей, вынуждена была буквально отрывать своего ловеласа от пышногрудой Люси, уволакивать «кобелину проклятого» в тёмную спальню и потихоньку хлестать там по щекам.
Я сидел во главе стола в белой рубашке, в галстуке напыщенным женихом и по пьяному хорному крику гостей «горько!» напоказ прикладывался к накрашенным губам Лены. Из левого рукава моего торчал новенький протез в светло-коричневой кожаной перчатке. Родственники новоиспечённые пересказывали друг дружке на ухо жуткую историю о том, как я по пьяни отпилил себе руку ножовкой, застав Ленку в постели с двумя неграми
На свадьбе было, одним словом, весело и пьяно.
Глава III
Как я чуть не стал отцом и диссидентом
1
Не знаю, не ведаю, советовалась ли в обкоме ВЛКСМ Василиса Валерьевна Перепелицына, но меня сразу зачислили в штат, корреспондентом отдела пропаганды.
Даже больше того признали официально молодым специалистом, несмотря на мой свободный диплом. Мне сразу подкинули так называемые подъёмные и записали в льготную очередь на жильё.
Тут, я думаю, сыграло роль то, что я сразу глянулся редакторше белобрысой сухопарой бледной девице бальзаковского возраста с крючковатым носом и круглыми совиными глазами. Вернее, глянулся ей сразу мой московский диплом: в редакции только она имела журналистский диплом, да и то Воронежского университета. Ещё двое учились там заочно, остальные же, включая Филькина, получили скромное образование в местном педе или мучились там в вечерниках. Так что Василиса Валерьевна, подержав с почтением мой шикарный Ломоносовский диплом в руках да ещё и просмотрев наградные дипломы столичных изданий, невольно воздала мне должное.