Пиво будешь? спросил я. Английское.
Буду, она облизала пунцовые губы.
Тогда иди, сама стакан сполосни. У меня самообслуживание.
Пока она ходила на кухню, я покромсал одного угря, омаров же выуживать из-под газеты не стал.
Валерия отхлебнула глоточек, другой, третий, закатила глаза.
Ой, какая прелесть! Не то, что наше даже бутылочное.
Девушке неприлично разбираться в пиве, угрюмо сказал я, выхлебав свой стакан.
Гостья смотрела на меня, пытаясь понять шучу я или нет. Мне не хотелось возбуждаться. Я снял очки, положил рядом с собой на резину.
Ну, так какое у тебя дело?
Я собрался вовсе построжеть, но какая-то барабашковая сила заставила-таки меня перегнуться и вновь хлебосольно наполнить её стакан. В голове уже приятно пошумливало пенился пиво-хмельной прибой.
Рыбку-то, рыбку попробуй.
Валерия взяла протянутый мною кусочек угря, но не откусила.
Я я, Вадим Николаевич, предупредить вас хотела Не берите больше денег у Ивана Михеевича
Валерия упорно смотрела на свои розовые коленки.
Почему же? Я деньги люблю, у меня их нет, а Михеич человек добрый, щедрый, меценат. Почему бы и не одалживаться у него?
Не надо почти прошептала Валерия. Это очень опасно
Скажи, вдруг спросил я, тебе нравится моя квартира?
Она с недоумением глянула на меня, осмотрелась вокруг, вздохнула:
Грязно очень, запущено.
Ну, грязь дело не вечное. А так, вообще ты хотела бы здесь жить?
С вами? распахнула она ресницы.
Почему со мной, можно и без меня. Просто жить и всё.
Я вам правду говорю, как-то жалобно, совсем по-детски протянула Валерия. Иван Михеевич шутить не любит. Он очень сильный человек. Не берите у него деньги
Валерия, забываю всё спросить: тебя родители как в детстве звали Валерой?
Нет Валей, улыбнулась светло она. Это мне отец имя придумал, в честь кумира своего Валерия Ободзинского, а потом и сам не рад был. Валей называли и он, и мама.
Да-а, Валерий Ободзинский был певец что надо! А вот с Михеичем, Валя, мы между собой сами разберёмся не встревай. И вообще, зачем и почему ты с ним? Вы что вместе живёте?
Нет, не вместе она смотрела всё на коленки. Я одна в домике живу, в Пригородном
Но ты живёшь с ним, спишь? я почему-то злился всё надрывнее.
Он он меня выкупил Меня в карты проиграли, а он выкупил Пятьсот тысяч заплатил ещё в прошлом году Большие деньги
От её слов пахнуло чем-то удушливым, смрадным. Боже мой, ведь этот киношный мафиозно-уголовный параллельный мир действительно совсем рядом, тут, вокруг. И попасть в него один шаг, один только неверный заплетающийся шаг.
Не хочу, не хочу, не желаю знать никаких подробностей! прервал брезгливо я. Скажи только, а что тебе от меня-то надо а? Ну, чего ты вот сейчас припёрлась? Я хочу, я желаю, всё выше поднимал и утоньшал я голос, чтобы вы все оставили меня в покое! Все! До единого!
Я набухал прыгающей рукой пива в стакан и залпом заглотнул. Валерия посмотрела на меня исподлобья и вдруг выдохнула:
Как много может человек,
Когда он полюбил
Любить и жить хоть целый век,
Казалось, хватит сил
Мало сказать я обалдел. Я онемел, я потерял дар речи, я олигофренно выпучил на гостью глаза. Она пошарила в сумочке, вынула белую книжечку-брошюру мой единственный отдельный сборничек стихов «Четвёртая тризна», который только-только выпустила местная издательская фирма писателя Алевтинина «Книжный трактир».
Я вот купила на днях, прочитала Мне очень, очень, Вадим Николаевич, ваши стихи понравились. Сейчас всё больше заумь какую-то печатают, белиберду даже без рифм, без смысла А такие стихи, как у вас, я очень люблю. Я и не знала, что вы поэт
Ну, какой там поэт, махнул я небрежно рукой, но голос мой предательски дрогнул. А скажи: почему именно эти строки ты сейчас прочитала? Почему эти?
Я могу и другие
Не надо! Всё это чушь. Всё это старьё. Я уже давно стихов не пишу выздоровел Так что не будем бередить старые раны, я странно взбодрился. Давай-ка ещё пивка дерябнем, а? Ты не опьянела? Нет?
Чёрт, как бы глупостей не натворить! Я чувствовал, что сам уже плыву довольно хорошо. Надо не омаров доставать, а выпроваживать её, пока соображаю. Я наполнил стаканы, поднял свой.