Я вдруг почувствовал что-то, обернулся: сзади, через два ряда, чуть наискосок сидела Лена. Она смотрела на меня. Я вспыхнул, отвернулся. Специалист по любви продолжал увлечённо просвещать тёмную молодёжь, я старался вслушиваться, но воспринимал всё как-то пунктирно, обрывочно.
Есть, оказывается, двойная оптика любви: недостатки любимого человека мы преуменьшаем, достоинства преувеличиваем Любить, значит понимать Минет в любви не извращение Эгоист может быть влюблённым, но не любить Главная измена в любви не физическая, а психологическая, измена душой
Я всё это слушал как бы её ушами.
Когда встреча закончилась, большая часть теперь шибко подкованных в теории любви дасовцев рванула в столовку. Аркадий степенно направился к нашим коктейлям и колбасе.
Аркаш, придержал я его за локоть уже на выходе из зимнего сада, глянь-ка, только не останавливаясь: Ленка сзади?
Гренадер мой вывернул шею, зорко осмотрелся поверх голов.
Да, стоит у дверей зала, смотрит сюда. Позвать, может?
Ш-ш-што ты! зашипел я гюрзой на несмышлёного верзилу. Идём.
В стеклянном бункере перед вахтой я зачем-то свернул к почтовым ячейкам, принялся перебирать невостребованные письма, открытки и переводы на «Н». Аркадий, понимающе ухмыляясь, торчал рядом.
Ну, глянь, глянь где она?
Пошла в едальню, оглядывается.
Ну и чёрт с ней! вдруг разозлился я. Айда дальше праздновать.
В комнате я из армянско-старлейской бутылки набухал по полстакана и залпом выпил свою порцию. Потом молча походил по комнате, жадно вытягивая из сигареты горячий дым, сделал ещё глоток оживляющей влаги. И бросился из комнаты вон.
Мы столкнулись на вахте
Как потом выяснилось, она уже почти достояла в очереди столовской, уже капустный салат на поднос поставила, как вдруг неведомая сила вытолкнула её из оголодавшей толпы, потянула, повлекла, потащила
Мы практически и не говорили какие-то междометия, возгласы, обрывки фраз. Я тут же, на глазах ко всему привыкшей вахтёрши, обнял-прижал к себе Лену. Острая боль пронзила увечную руку. И наш первый после бездонной разлуки поцелуй превратился в поцелуй-стон.
Дальнейшее я помню, опять же, смутно, отрывочно, бессвязно. Только впечатались в память вот эти внезапные, как зловещие предупреждения, вспышки боли: мы постоянно бередили рану.
Друг Аркаша, увидав нас на пороге со светящимися лицами и мутными взорами, тут же испарился. Потом, в последующие три дня, он то появлялся, то исчезал, выставлял на стол свежие бутылки для поддержки праздника и наших сил.
Из постели мы почти не вылезали. Мы не могли наговориться, насмотреться, насытиться. Крепко сжимая объятия, мы всё пытались и пытались слиться в единое целое. В минуты отдыха и умиротворения я пошутил ласково и светло:
Ну, что, налицо вроде бы все три влечения и умов, и душ, и телес, а? Выходит, прав потомок древнерусских князей!
Ты знаешь, серьёзно и кротко сказала Лена, склонив надо мной лицо и заглядывая в глубь меня, я ведь никогда не верила, что такое бывает. Я порой подходила к двери вашей комнаты вот в этот последний месяц, и у меня сердце замирало Я люблю тебя понимаешь?
Ещё бы не понять! Я только боялся до конца поверить, что это именно я, Вадим Неустроев, родившийся 13-го числа, это именно я вытянул в лотерее счастливый билет.
И впереди счастье, одно только счастье и ничего кроме счастья.
Господи за что?!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава I
Как я продался
1
И вот, спустя много лет, в таком же апреле, когда я очнулся и решил, что так жить нельзя, наутро после деньрождественской пьянки с Митей Шиловым, меня встряхнул ото сна нахрапистый стук в дверь. Дурацкий звонок, так внезапно всегда бьющий по нервам, я давно уже сам оборвал с корнем и продал.
Мгновенно, ещё со сна, я порешил не откликаться я никого в гости не ждал и лицезреть не имел охоты. Но долбёж в мою худую дверь не прекращался, кто-то отбивал уже пятки, настойчиво и бесцеремонно добиваясь моей аудиенции. Конечно же, это не Митяй и уж тем более не Валерия только этих двух людей я мог бы видеть сейчас без раздражения. Разумеется, припёрся этот сивобородый пролетарский козёл. Пускай подолбит напрасно я же вроде как в Москве нахожусь.
Стук прервался, и вдруг послышался скрежет отпираемого замка. Ничего себе! Впрочем, я уже подозревал это. Я нашарил очки, охая, сполз с матраса, кое-как встал на две конечности: проклятый псевдо-«Смирнофф» запёкся в теле и особенно в башке сгустками тошнотной боли. Машинально я привёл в порядок свой домашне-повседневный костюм: подтянул затёртые джинсы-варёнки, расправил ворот серого, вязанного когда-то женой, свитерка. Поплёлся к двери. Второй замок уже тоже был отперт, в щели над цепочкой харя Михеича. Он осклабился и в момент сунул копыто в проём, заклинил дверь.