Не хнычь, строго говорит сестра, у нас будет один хвост на двоих.
Она напяливает свой невообразимо элегантный наряд и сзади просовывает под поясок рыжий воротник. Усевшись на трехколесный велосипед, приказывает мне встать позади и взять ее роскошный хвост, как шлейф. Я тут же забываю свои обиды и с гордостью выполняю поручение: причастность к лисьему хвосту наполняет меня ощущением счастья.
Потом Виктория-Алиса возносит над головой останки зонтика и мы начинаем шествие по страницам сказки, нарезая круги вокруг гостиной.
Харчевня Трех Пескарей, торжественно объявляет сестра, обводя рукой старенький сервант у центральной стены. Я буду есть вон того зажаренного барашка, и еще вон того чудного гусенка А тебе что, Базилио?
Шесть штук самых жирных карасей, произношу я наизусть слова кота, и мелкой сырой рыбы на закуску.
А мне еще парочку голубей на вертеле, входит в раж прожорливая лиса, да, пожалуй, немного печеночки
А мне, а мне произношу я и, понимая, что на мою долю в тексте больше ничего не предусмотрено, быстро добавляю: Три корочки хлеба!
Тотчас же мне на голову обрушивается зонтик с переломанными ребрами, а сверху раздается гневный вопль Вики:
Идиот! Про корочки говорит Буратино! Ты всю игру испортил
Я немедленно багровею лицом, бросаюсь на пол и захожусь в истеричном плаче с завываниями. Захлебываясь, сквозь рыдания ору благим матом:
Дура проклятая! Сама все испортила! И расцарапала мне голову спицей! До крови! Я все папе расскажу, он тебя посохом отдубасит!
Я уже знаю, как можно манипулировать старшей сестрой: пригрозить, что доложу о ее бесчинствах родителям, а главное, не забыть напомнить про посох. Что это такое, ни один из нас ведать не ведает, но, когда рассерженный папенька произносит с расстановкой: «Ну погодите, вот я сейчас посох возьму!..», наши детские сердца преисполняются священным ужасом и мы с визгом забиваемся под двуспальную родительскую кровать в дальний угол, куда не доберется грозное оружие, в нашем воображении похожее на тяжелую отцовскую ручку с шипастой головкой из металла.
Вот и сейчас при упоминании посоховой расправы Вика тут же сменяет гнев на милость и о, хитрая лиса Алиса! говорит елейным голосом:
Ну, Ромашильдочка, никому ничего не надо рассказывать. Давай я гляну, что там у тебя с головой правда, что ли, немного поцарапала?
Я постепенно затихаю; шмыгая носом, встаю с пола и из вредности продолжаю обиженно оттопыривать нижнюю губу пусть не думает, что меня так просто можно разжалобить!
Вика оглядывает мою черепушку и говорит слегка виноватым голосом:
Ну, махонькая царапина только, никакой крови нет Ты же не будешь про какую-то там царапинку родителям говорить?
Ладно, не буду, великодушно обещаю я, но тут же непререкаемым тоном заявляю: Но только сейчас мы будем играть в концерт! Теперь, когда сестра передо мной провинилась, я могу диктовать свои условия.
Хорошо, легко соглашается Вика. Что будем петь «Веселых ребят»? «Папа, подари мне куклу»?
Не-а, не могу, у меня же нет шевелящихся брюк, говорю со вздохом, подразумевая роскошные брюки-клеш, какие в то время непременно носили исполнители всех ВИА. Я лучше буду Софией Ротару!
Стремглав несусь в родительскую спальню, срываю с пирамиды подушек белые капроновые накидушки и сооружаю себе пышное платье, как у певицы в программе «Песня года». В это время Вика создает образ Розы Рымбаевой: из фиолетовой шали с сотней затяжек делает юбку, завязав ее на боку, надевает тяжелые белые бусы и достает из шкафа мамины лакированные туфли на выход. Трогать их Вике категорически запрещается, так же как мне брать отцовские «бриллиантовые» запонки с большими переливчатыми стекляшками.
Вика снова усаживается в седло велосипеда и гордо крутит педали, то и дело теряя обувь, которая ей велика размеров на восемь. Это не смущает юную «Рымбаеву»: она ездит по комнате и громко распевает о том, что, дескать, любовь ее нечаянно настигла и вся планета распахнулась перед ней.
С энтузиазмом отыграв концерт, мы в финале двадцать семь раз исполняем на бис припев популярного шлягера «Куба далека Куба рядом», аккомпанируя себе вместо гитар на ракетках для бадминтона. Горланим песню с неподдельным ликованием, какое, наверное, возможно лишь в глубоком детстве. Как пить дать, в тот день мы своим ором довели всех соседей до нервного припадка.