Б я же говорил расстроенно ругнулся Воронин, рассматривая водительские права. Честно думал, может быть, не он? Может быть, обознались. А он он! Жидков Виталий Сергеевич, мать его за ногу Девяносто девятого года рождения сокрушался, неумолимо трезвея, полковник.
Да пошёл ты! Рычит она мне тут! услышали мы через открытую дверь номера раздражённый женский голос. Где все, сержант?
У-аф, у-аф!!! глубоко утробно прозвучал грозный голос служебного пса.
А-а-а! Б Уберите эту суку! донёсся знакомый бывалым операм этот такой неприятный, срывающийся на визг женский фальцет.
Фу, Степан! Это не сука, это кобель, товарищ подполковник юстиции, услышали мы обиженный голос прапорщика Сомовой.
Петрович, ты что, Виолетту вызвал? обратился я к Воронину за объяснениями, предвкушая все «прелести» общения с особо важной «важнячкой».
Ага сейчас. Кто меня спрашивал? Генерал приказал! Тебя и её ёб Виолетта Юрьна, мы здесь, заходите, пожалуйста, повысил голос полковник, поправляя бабочку.
В номер без стука и приветствия, зато в традиционно хреновом настроении вошла она старший следователь по особо важным делам Следственного комитета РФ в городе Москве подполковник юстиции Корниенко Виолетта Юрьевна. Длинный серый плащ на ней был расстёгнут, и четыре блестящие пуговицы мундира послужили безусловным пропуском для сержанта ППС. На работу она приезжала одетая только по форме. Кстати, все сотрудники МВД, так или иначе связанные с московским Следкомом, знали, что мундир у подполковника юстиции Корниенко застёгивался только на две средние пуговицы. А молния на юбке сзади дублировалась металлическим крючком и дополнительной пуговицей. Нет, она не была толстой. Просто строение организма у Виолетты Юрьевны было особое.
Ба! На работу как на праздник? с удивлением осматривая смокинг Воронина, решила поиздеваться следователь Корниенко. Воронин, а ты умеешь произвести впечатление на незамужнюю женщину. А я вам судмедэксперта правильного привезла. Вам же правильный нужен Да, Воронин? Наташенька, проходи тебя клиент заждался. Остыл поди, нас ожидаючи
В комнату вошла небольшого роста худенькая женщина лет под сорок, с небольшим чемоданчиком в руках. Большие очки с толстыми диоптриями совсем не портили её чистого открытого, свободного от косметики лица. Кивнув нам с Ворониным, она молча прошла в спальную комнату номера. «Важнячка» покрутила в руках вещички Жидкова, упаковала в целлофан предметы, имеющие отношение к убитому, и произнесла:
Я так понимаю, господа сыщики, нас тут всех собрали не просто так. Чапаев, обеспечь, пожалуйста, максимальную конфиденциальность. Всех свидетелей и членов следственной группы предупредить об ответственности. Лично Чапаев. Ну, а теперь, как говорится, к столу!
Мы с Ворониным остались у входа в спальню, а Корниенко решительно зашла и остановилась, подбоченясь, у кровати с окровавленным телом, изучая детали с высоты своего роста. Так она простояла минуту, потом как бы про себя сказала:
Значит, кобель а на первый взгляд не скажешь. На призывника-дистрофика похож. Субтильный какой-то. Честно говоря, думала, что он сучка.
Ты о чём, Виола? спросил Воронин.
Да так о своём, о девичьем. Наташенька, а что у него во рту? Позволь узнать, спросила она у судмедэксперта, раскладывающей свои блестящие нержавеющие инструменты на прикроватной тумбочке.
Наташа медленно и аккуратно потянула на себя окровавленную голубую простынь и, поправив очки, тихо сказала:
Виолетта Юрьевна, судя по тому, что у молодого человека отсутствует собственно половой орган, во рту он его и держит. Иными словами, во рту трупа его член.
О как! Гурман, не к месту хмыкнула следачка. Полагаю, убийца этим самым членом и написал вот это словечко. Ты смотри, какая ревнивая сучка!
Мы с Ворониным молча стояли и с интересом наблюдали, как следователь по особо важным делам, не стесняясь в выражениях, издевается над бедолагой без мужского достоинства. Увидев наши кривые рожи, Корниенко махнула рукой на выход. Увидев в коридоре участкового и администратора гостиницы с ключами от номеров, Виолетта Юрьевна попросила открыть нам любой свободный номер рядом с местом преступления. Проходя мимо Степана и Сомовой, я не удержался и погладил Блэковича по его лобастой башке. Стёпа наклонил набок голову, ляпнул пару раз языком и сказал басом: