А у Блока тем временем выходит патриотический сборник «Стихи о России», он заканчивает свой «Соловьиный сад» и продолжает трудиться над новой поэмой «Возмездие». Тем более, что возраст у Александра Александровича непризывной, а любая война, даже самая мировая, рано или поздно заканчивается.
«На мои книги большой спрос, писал он матери в мае шестнадцатого, присланные из Москвы партии распродаются складом в несколько часов, так что у меня до сих пор нет авторских экземпляров Мои книжные дела блестящи. «Театра» в две недели распродано около 2000, и мы приступаем уже к новому изданию».
Однако еще до начала дождливого, жаркого лета тысяча девятьсот шестнадцатого года российская армия понесла такие огромные, поистине невосполнимые потери в солдатах и в кадровом офицерском составе, что был объявлен призыв под ружье резервистов восьмидесятого года рождения.
Служить или не служить?
Александр Блок почти не боялся ранения или смерти хотя бы потому, что немного знал о них по-настоящему. Значительно больше тогда напугали его, потомственного городского обитателя, нечеловеческие бытовые условия предстоящей казарменной жизни, жуткие запахи, грязь и теснота бараков, опасность заразиться, лежа вповалку или питаясь из общего котла
Форма тоже ему полагалась почти офицерская кортик, узкие серебряные погоны на гимнастерке и бриджи, заправленные в высокие сапоги
«Король поэтов» Игорь Северянин в подобной ситуации как, впрочем, и подавляющее большинство диванных патриотов «организовал» себе освобождение от армии «по нервному здоровью». Блок посчитал это ниже своего достоинства. К тому же, в его семейных отношениях опять наступил период взаимных упреков, размолвок и обоюдного непонимания. Кратковременные романы на стороне теперь приносили одни только хлопоты, и все чаще заканчивались скандалами. Появились долги и возникли проблемы со сном так что мировая война оказалась достаточно уважительным поводом для того, чтобы убежать куда-нибудь подальше от жены, от любовницы, от восторженных и навязчивых почитателей, от постоянной погони за гонорарами
Как бы то ни было, влиятельные родственники и друзья, а также поклонники его таланта все-таки постарались устроить судьбу выдающегося поэта его зачислили табельщиком в 13-ю инженерно-строительную дружину Союза земств и городов. Такая должность фактически обеспечивала Блоку офицерское положение, пятьдесят рублей жалованья и бесплатный проезд во втором классе. Форма тоже ему полагалась почти офицерская кортик, узкие серебряные погоны на гимнастерке и бриджи, заправленные в высокие сапоги. Именно за такой великолепный и необычайно воинственный наряд чиновников Союза земств и городов в народе называли земгусарами
В июле, после короткого отпуска, Александр Блок отправился из Петрограда к месту службы, на русско-германский фронт, имея при себе огромный чемодан и американский револьвер без патронов, который на прощание подарила ему матушка.
Инженерно-строительная дружина, в которую попал поэт, дислоцировалась в прифронтовой полосе, в районе Пинских болот. Дружина занималась оборудованием большой и сложной системы запасных оборонительных позиций. Работы было много. Мобилизованные рабочие вырубали деревья, расчищая сектора обстрела, рыли в несколько линий ходы сообщения и окопы, поправляли старые блиндажи, оборудовали пулеметные гнезда, натягивали колючую проволоку, вколачивая специальные колья. В основном состояли в дружине оборванные, плохо экипированные и накормленные представители национальных окраин Российской империи туркмены, узбеки, башкиры, среди которых попадались даже недавние каторжники, прежде срока отпущенные с Сахалина.
Поначалу вновь прибывший табельщик вел какой-то несложный учет, затем Блока отметили за аккуратность и педантичность и назначили исполнять обязанности заведующего партией.
Под началом у него оказалось почти две тысячи строителей, так что Александр Блок почти постоянно был вынужден находиться в лесу, где велись основные работы. До темноты он успевал объехать верхом все строительные объекты, а по вечерам составлял бесконечные справки и табели установленной формы. От передовых позиций его отделяло теперь не более десяти верст, так что перекаты артиллерийских дуэлей достаточно скоро уже воспринимались недавним столичным поэтом как нечто обыденное и привычное.