Донни сказал, что найдет.
Как только Рик ушел, он медленно двинулся по узкому коридору.
Похоже, он начинал догадываться, где и при каких обстоятельствах они могли пересечься с Риком.
* * *Ксюша?
Она подняла голову, дрожа как перепуганная собачонка.
Ксюша? вновь позвал Олег.
Я здесь, пискнула она. Этот он хотел, чтобы я
Я знаю, что он хотел, перебил ее старик. Не разговаривай с этим уродом. Поняла? Если он начнет с тобой говорить, закрой глаза и считай про себя.
Считать?
Да. До ста, до миллиона, нет разницы.
Я не умею до миллиона, призналась Ксения.
Олег сплюнул алый сгусток. Часть слюны осталась на его щетинистом подбородке, блестя свежей кровью.
Это неважно.
Когда придет Света? едва не плача, спросила Ксения. Она уже давно должна была покурить Я переживаю за нее!
Олег тяжело вздохнул, машинально прислушиваясь к неравномерно сбивчивому стуку сердца. Он подумал о машине, в двигателе которой вышел из строя один из цилиндров.
Бедное дитя, проговорил он, вытирая кровь с губ. Неужели ты до сих пор ничего не поняла?
С резким ударом хлопнула дверь, и по коридору гулко застучали ботинки. И к уже знакомому звуку шагов прибавился ритмичный скрип резиновых колес.
«Я буду считать про себя», мысленно произнесла Ксения, вспомнив наставления Олега, и крепко зажмурилась, когда возле ее камеры кто-то остановился.
Вот и я, волшебная фея, хрюкнул «поросенок». Он прерывисто дышал, словно только что пробежал стометровку. Соскучилась? Мой петушок да. Кстати, у тебя будет соседка. Ты должна сказать мне спасибо, потому что теперь тебе станет веселее.
Лязгнула дверь отпираемой камеры, и Ксения непроизвольно открыла глаза. Снаф, ожесточенно пыхтя, переворачивал садовую тачку, из которой на пол клетки, словно тающее желе, безвольно сползло тело громадной женщины. На ней лохмотьями болталось изорванное в клочья вечернее платье.
Вот так, прокряхтел «поросенок». Из клетки торчала толстая нога незнакомки, обутая в изящную лакированную туфельку. Вторая нога женщины была босая.
Кто это? тихо спросила Ксения, подходя к решетке.
А хрен ее знает, равнодушно мотнул головой Снаф. Нога в туфельке мешала закрыть камеру, и он пинком ботинка загнал конечность бесчувственной пленницы внутрь. Это номер 18. Тебе не все равно?
Он захлопнул камеру, самодовольно хрюкнув.
Но могу сказать, кто с ней развлекался, сказал он, и его глаза сально блеснули в прорезях маски. Есть сынок топ-менеджера одной крутой госкорпорации. Мальчик любит толстых тетенек. На Вечеринку он специально покупает им дорогие платья. Вот это, к примеру, по разным сведениям, стоит почти лям! Говорят, у этого кадра стояк на толстух в дорогих платьях. Он рвет платья зубами, потом обмазывает баб джемом и слизывает его. Даже с задницы и с ног! Такой вот фетиш.
Пока Снаф непринужденно болтал, дополняя свой рассказ о сыне влиятельного бизнесмена все новыми нелицеприятными подробностями, лежащая в камере женщина подняла голову и невидяще уставилась перед собой.
Ксении почудилось, будто перед глазами у нее все поплыло.
Наверное, ей просто померещилось.
Она потерла глаза, снова устремив взгляд на незнакомку, робко пытаясь себя убедить, что все это не по-настоящему.
Женщина тихо засмеялась. Высунув язык, она принялась облизывать джем, которым было вымазано практически все ее лицо.
«По-настоящему», шепнул внутренний голос, и девушку передернуло.
Но не варенье на лице незнакомки потрясло Ксению.
Голова необъятных размеров женщины была гладко выбрита и утыкана гвоздями.
у предыдущей подружки отпилил руки а когда та пришла в себя, ее руки лежали возле нее на подносе перевязанные бантиком а на каждом пальце по золотому колечку, трещал без умолку «поросенок».
Ксения облизала вмиг пересохшие губы.
«У нее гвозди в голове».
Эта мысль никак не укладывалась в ее сознании. Словно в школьный ранец пытались впихнуть втрое больше учебников, чем тот был способен в себя вместить.
В мозгу, искрясь, с тихим шорохом внезапно вспыхнула мысль, от которой ей стало дурно:
«Это не квест. Это что-то плохое. Очень и очень плохое».
Голова несчастной женщины кровоточила, алые ручейки струились по голому черепу, смешиваясь с липким джемом. Но самое ужасное заключалось в том, что бедняга, казалось, даже не чувствовала, что с ней сделали, и даже вполголоса хихикала, бестолково елозя на грязном полу. Глядя на ее глупо улыбающееся лицо, перепачканное кровью и вареньем, Ксения на какую-то долю секунды даже подумала, что гвозди не настоящие.